— А мне нравится. Одну ночь можно не поспать! — выпятив грудь, проговорил Миланче.
Их разговор прервали чьи-то голоса. Они доносились издалека, от околицы села.
— Беги, Микица, разбуди деда Михайло!
Микица бросился к погребу, распахнул дверь и закричал:
— Дед Михайло, идут какие-то люди!
Старик очнулся от сна и зажег фонарик. Женщины тоже вскочили, подхватили детей и запричитали:
— Что же нам делать? Они ведь нас всех перебьют. Дед Михайло нахмурился и сердито бросил:
— Перестаньте выть! Это, наверное, наши возвращаются.
— Конечно, наши! — подхватила Марта, сразу успокоившись. Она достала откуда-то восковую свечу, зажгла ее и поставила в нишу в стене. Потом начала что-то тихо шептать.
— Что это она? Зачем ей огонь? — удивленно спросила Анджа.
— Перестаньте шуметь! Я пойду на дорогу, посмотрю, кто это идет, — бросил дед Михайло.
Голоса были молодые и звонкие, то и дело слышался смех. Михайло, который решил не отходить далеко от парнишки, стоявшего у калитки, сказал:
— Наши возвращаются! Раз спокойно разговаривают, значит, опасности нет.
Микица перескочил через ограду, просунул голову в подвальное окошко и весело закричал:
— Наши идут! Ура! Выходите встречать!
Женщины стали по очереди выбираться из сырого подвала. Дед Михайло распахнул калитку и пошел навстречу группе людей, среди которых был и партизанский командир Радоня.
— А, дядя Михайло! А мы пленного ведем.
— Добрый улов! — ответил дед и, отбросив вилы, поздоровался со всеми за руку.
В это время на улицу высыпали женщины. Начались объятия и поцелуи. Мальчишки бежали рядом с командиром и дедом Михайло.
— Взорвали узкоколейку? — спросил дед.
— В нескольких местах.
— Значит, за нашим селом больше не будут громыхать фашистские поезда?
— Не будут!
— Вот и хорошо! И немца в плен взяли?
— Итальянца. Это его поезд мы пустили под откос. Многие разбежались, а этот поднял руки. И все время повторяет, что он социалист.
— Ему верить нельзя, — предупредил дед. — Какой он социалист? Мне вон уже седьмой десяток пошел, а я все не могу похвалиться, что я социалист.
— Годы тут ни при чем, дядя Михайло, — заметил командир. — К тому же в Италии все по-другому!
— По-другому, конечно! Там фашисты в большинстве. Не верю я ничему, что идет с чужбины.
— С пленным мы должны обращаться хорошо, — предупредил командир.
Уже совсем рассвело. Старики и молодежь окружили пленного. Все с любопытством его разглядывали, а Джокица даже набрался храбрости и дотронулся до его одежды. Наибольшее удивление вызвала его каска с торчащим пучком перьев, что говорило о принадлежности его к берсальерам, горным стрелкам.