— У Грыня? В банде УПА? — Левандовский даже вскочил со стула. Открывалась новая страница в биографии неизвестного, называвшего себя Анджеем Кошухом.
Лубию в этом отношении нечего было скрывать. Ему уже не раз приходилось давать показания. Протоколы есть, можно проверить, однако они находятся не там, где их искала милиция. В познанском суде ни Лубий, ни Закшевский, ни сам Кошух ни словом не обмолвились о том, что несколько месяцев были в банде Грыня. Впрочем, об этом их никто не спрашивал. Речь шла только о том, знали ли они Кошуха еще до войны. Оба подтвердили: да, знали.
В начале 1946 года, в феврале, к уполномоченному госбезопасности в Пшемысле явились трое мужчин: Антони Закшевский, Александр Лубий, Анджей Кошух. Они заявили, что выходят из подполья. Банда Грыня была разбита, рассеяна. Эти трое решили не идти на сборный пункт, назначенный главарем. Они повернули в Пшемысль, решив сдать оружие, покончить с прошлым. Оружие у них взяли, всех троих арестовали, потом перевезли в Краков, там продержали под арестом еще несколько месяцев и выпустили. Все трое выбрали местом жительства Познань из тех соображений, что в этом городе, куда не направляли никаких репатриантов, наименее вероятна встреча с кем-нибудь из восточных районов, а уж тем более — из банд. Кошух собирался бежать за границу, на Запад, но остался в Познани. Все они осели в Познани, друг с другом встречались редко, начав жизнь заново, каждый на свой лад. Раньше они опасались, как бы их не выследили бывшие дружки из УПА и не расправились с ними. После окончательного разгрома банд они стали жить спокойнее. Кошух обратился к ним, когда ему понадобилось по суду установить свою личность. В конце концов, если они познакомились, летом 1944-го в Восточных Бескидах, то с таким же успехом могли познакомиться за несколько лет до этого во Львове.
— И что же? Вы не знали его настоящей фамилии? — насмешливо спросил Левандовский, вопросительной интонацией подчеркивая, что не верит Лубию.
— Не знал. А какая была его настоящая фамилия?
Они оставили его вопрос без ответа.
Как попал в банду Кошух, Лубий не знал. Он упорно повторял: «Не знаю!» Левандовский на него прикрикнул. Лубий стал божиться. На эту тему они никогда не разговаривали. Прошлое было твоим личным делом и никого не касалось.
— А вы?
— Я политикой не занимался. До войны работал во Львове, на фабрике. В то время я был еще мальчишкой. В войну, после 1941-го, — поспешно уточнил он, — устроился водителем в украинское бюро взаимопомощи. Мы развозили по деревням товары и оружие. Оружие для наших. Когда русские шли на Львов, мой начальник сказал, что надо уходить в горы, а не то нас перережут. Мы взяли машину и поехали подальше в горы. Там собралась уже уйма народу. Поляков, украинцев. И немцев тоже. Закшевский был стопроцентный поляк. А Кошух… — Лубий призадумался. — Он был так себе, ни рыба ни мясо, не поймешь, что за человек. Сам Кошух говорил, что он поляк, католик…