— Я познакомиться зашел.
Андрею стало смешно. Довбня все поглядывал на него, потом и сам невольно подхихикнул, да тут же, насупясь, тряхнул головой, поправил кубанку с красным перекрестьем наверху.
— Значит, познакомиться?
— Конечно…
— Вот здесь, — услышал Андрей за спиной его басовитый голос.
— Что?
— Вот здесь он и стрелял, верней, отсюда. Гильзочку я тут нашел. — И он протянул ладонь, на которой блестела гильза от «шмайсера».
Они стояли на склоне оврага, закрывавшего дом Митрича. От небольшой копны тянуло запахом сена. Вокруг, сколько хватал глаз, до самого леса бело холмились поля. Ветер, хмельной, жесткий, забивал дыхание. Низкое небо неслось к востоку, заволакивало дальний лесок, откуда выезжали на дорогу сани с дровами, слышалось понукание, мужской говор.
— А что тут делал затемно этот стеклодув Ляшко?
— А дрова-то и вез.
Андрею стало ясно, что если и стреляли, то без ошибки: принять возчика за кого-нибудь из районного актива было немыслимо Он сказал об этом старшине, тот мешкотно, торопясь, вытащил тетрадку откуда-то из-за пазухи, едва не порвав. И сделал пометку, лизнув карандаш.
— Зачем это?
— А так, интересно ваше мнение. А может, он и вовсе не стрелял? А? Просто тому почудилось? Как пуганой вороне.
— Нагар на гильзе свежий, — сказал Андрей, возвращая находку.
— Ах ты, господи, — почти естественно изумился старшина и опять записал.
Он был себе на уме, Довбня, просто старался прощупать, что за птица перед ним, играл в простачка. Андрей невольно улыбнулся, но и это не скрылось от дошлого старшины…
— Я вас прошу это дело оставить нам, — сказал Довбня, отводя взгляд, но довольно твердо. — Только лишнего шуму наделаем. А вы бы на своей должности с людьми познакомились, походили по квартирам, человек образованный, рассказали бы гражданам про внешнюю, внутреннюю обстановочку и так далее..
— Попробую.
— Вот и прекрасно!
— Ладно, — сказал Андрей, и в эту минуту вдруг захотелось назло Довбне самому распутать клубок.
Довбня, поймав его руку, резко пожал, прощаясь.
— Вот это дело, за это мы вам всем спасибочко скажем.
* * *
Он вовсе не собирался агитировать граждан поселка Ракитяны. Сама жизнь агитировала за себя: пустили завод, есть заработок, открылся магазин, хотя и по карточкам. При немцах вообще жизнь точно замерла на распутье… На заводе свой актив, свои агитаторы. У него же была одна задача: нести караульную службу, следить за порядком, леса-то рядом — вот и все. И еще самому проголосовать вместе с солдатами на этих, как сказал Сердечкин, первых, мирных, веселых выборах.
Вот выстрел, если он только был, это уже ЧП, и Андрей не мог обойти его стороной, как бы там ни страдало честолюбие Довбни.