Андрей слушал его, стараясь понять, что за всем этим кроется, уж слишком все демонстративно, чтобы поверить в искренность, скорее подвох, игра на публику. На Стефку?
— Оттого и шел, — неожиданно оборвала его Стефка, — бо солдат мужчина. Долг выполняв…
Торопливо отряхнула пыль с ладоней, пошла к дверям красного уголка, заметив на ходу председателю завкома:
— Дядько Денис, время.
В тишине было слышно, как забренчал абажур в поднятой на плечо коробке.
— А выпустят меня с этим грузом? — спросил Степан.
— Выпустят, выпустят, — произнес Копыто, — директор разрешил, у вахтера указание.
Предзавкома сказал Ляшко о желании Андрея поговорить с ним. Тот словно бы не торопился в шумевший многоголосьем красный уголок, вытирал ветошкой руки. Притухшее в жерле пламя бликами играло на его квадратном лице с нависшим лбом. На вид ему было лет за тридцать, в резких складках у рта пристыла горечь.
— Шо говорить, не больше вашего знаю. Стрелил вроде бы с опушки. Я потом туды кинулся, да там не пройти, сугробы…
«Неробкого десятка мужик», — подумал Андрей.
— А что касаемо моей личной жизни, переезда, расскажу. Зайду вечерком, как домовимся! Зараз невдобно от людей откалываться.
— Ладно, договорились…
Когда они протиснулись в красный уголок, Копыто, видимо, заканчивал речь, рубил ладонью воздух:
— …проголосуем на выборах все как один, покажем нашу рабоче-крестьянскую солидарность! И не запугают нас враги ни внешние, ни внутренние, потому як мы сами Советская власть и построим хорошую жизнь. Этот новый заем — удар по разрухе, оставленной фашистами…
— Нас не враги, перебои с хлебом пугают, ты скажи, завком, когда это кончится? — спокойно спросила стоявшая впереди темноглазая женщина в черном платке. — Седня опять не привезли, кажуть — вечером, а у людей же диты!
Поднялся негодующий гомон, голоса сплелись.
— Сейчас же позвоню в поссовет, узнаю, — поднял руку Копыто. — Это временные трудности, товарищи. А вот от тебя, Горпина, не ожидал таких шпилек, — он выразительно сверкнул глазами. — Активистка.
— Люди тоже не ожидали, что завком о них забудет…
— Давай сама себя критикуй.
— Так что, Денис, — продолжала Горпина, — все правильно. Ты, наверное, спишь по ночам, а должен бы ворочаться.
— Все наладится, даю вам слово, товарищи!
— Слово, слово, — уже менее воинственно донеслось со стороны. — А то на займы берут, а чего мы от этого займа видим?
— Заем добровольный, — неожиданно для себя произнес Андрей. Упала тишина. Он мгновенно взмок под сотнями взглядов, чувствуя, что говорит что-то не то, вернее, даже не знает, что скажет в следующее мгновение, и, лишь хватаясь за всплывший в мыслях спасительный образ Сердечкина, упрямо повторил: — Заем добровольный. Вас не заставляют отдавать заработок.