— Теперь он от нас не уйдет, Степочка, — сказал Бабенко. — Он мне ответит по всем счетам.
— Стрелял-то не он, — отозвался Политкин. — Слыхал, что Коля сказал? Нос…
— Ошибиться мог… — Бабенко замер на слове. — А может, и нет. Товарищ лейтенант, может, это он, тот, тот самый плосконосый, шо на свинью нас повел. Гад буду, он, больше некому, я ведь вспомнил потом — с перебитым носом… Тут у них и гнездо, значит.
— Скоро узнаем.
— Надо же…
— Плоское лицо со шрамиком и нос вдавлен, как у боксера.
— Точно! А вы откуда…
— Так… — Мысль заработала лихорадочно. Он все больше убеждался в собственной догадке. Значит, у Степана — обычная явка, и пропавший Монах шел именно к нему. Зачем? Что ему нужно здесь, почему все-таки отпустили провожать Степана, а сами остались? Глупо. Никогда бы они не решились на эту детскую забаву с «провожанием», тут должен быть какой-то определенный план. И ведь нашли место, не дураки. Все еще не мог, не разрешал себе даже помыслить о том, что Митрич причастен к этой истории.
Невдалеке заскрипели полозья, послышался голос Лахно:
— Товарищ помкомвзвода, пожалуйста в транспорт.
— Давай, — сказал Андрей завозившемуся под окном на бревне помощнику. — Давай, не задерживай.
— До свидания, — сказал Юра, — я скоро вернусь. Уверен…
* * *
…Было по-прежнему тихо, в свете луны поблескивали автоматы, мороз пробирал все крепче, казалось, звездное небо, точно огромный ледник, накрыло их здесь. А греться поочередно в хате было рискованно — от этих бандюг всего можно ждать…
А Довбни все не было.
Из бурта снова вылетела огненная пунктирная струя и ушла к оврагу.
Ей ответил дружный треск автоматов, пули уходили в дыру, как в воду, с глухим шлепаньем.
— Беречь патроны! Бабенко, давай к тому углу и гляди в оба.
— Что будем делать, товарищ лейтенант? — спросил Политкин. — Так они нас измором возьмут… И на что надеются?
Андрей уже знал, что делать. До приезда Довбни надо устранить неожиданность, могли в самом деле рвануть из погреба напропалую, иного выхода не было, а темнота им на руку, и патронов у них, видно, до черта.
— Быстро к сараю, — приказал он Политкину, — тащи сено, только осторожно. Сюда, ко мне…
Чуть погодя солдат подполз с огромной, перевязанной ремнем охапкой, попросил, запыхавшись, коробок со спичками:
— Дай-ка я, лейтенант… Не командирское дело. Ты у нас все же один.
— Мы все одни.
Он не мог рисковать людьми, а за себя почему-то был спокоен, весь затвердевший от ненависти, вошедшей в него с той минуты, когда он ощутил в руках хрупкое тело в меховой дошке. Остекленевший взгляд Николая нет-нет и всплывал перед глазами, звал отомстить. Нет, он не мог ошибаться, слишком много смертей видел он на коротком своем веку. Хватит! И сейчас уже ни о чем не мог думать, кроме прятавшего бандитов черного, покрытого снопами зева на белом снегу; весь напрягся, точно взведенный до предела жесткой пружиной.