— А вот Астанин пусть сбегает. Все равно ему делать нечего.
Сказал, вероятно, безо всякой дурной мысли, но словно что-то резануло по сердцу Валентина.
«Ну ее к черту, такую работу, — подумал Валентин и медленно пошел от здания редакции по улице. — Надо что-то решать, надо, надо...»
Слепит снег глаза, ползут за воротник холодные водяные струйки, но Валентин уже не обращает на это внимания, он все идет и идет по улицам, впервые в жизни решая такой запутанный вопрос.
К концу рабочего дня он все же пришел в редакцию, вспомнив о заседании литературной группы. Но в комнате, где намечалось заседание, был один Бурнаков. Увидев Валентина, он вскочил, поздоровался и с оттенком иронии заговорил о тружениках свободной профессии, о жизненном призвании и еще о чем-то, хотя видел, что Астанин слушает его невнимательно.
— Валентин! Что с тобой? — удивился он. — Я тебе говорю, что пора уже нам, шахтинцам, в полный голос заговорить, в альманахах печататься, в толстых журналах. Чтобы узнавали нас и... признавали.
«Ого, да ты, оказывается, к славе неравнодушен», — глянул Валентин на Бурнакова, а вслух сказал:
— Я человек еще новый для города, мне можно, пожалуй, не торопиться... Поближе шахтеров надо узнать, присмотреться к ним...
— Присмотреться? — Бурнаков вскочил. — К чему же присматриваться? Вы ж талант! А для таланта не важны частности, важно уловить что-то общее в людях, а еще важнее — суметь выразить это общее, опоэтизировать его. Нет, нет, в вас я уверен, вы человек способный... Кстати, дайте-ка мне еще раз почитать вашу тетрадь со стихами. Я отмечу лучшие, которые можно рекомендовать в альманах.
Тетрадь была во внутреннем кармане пальто. Когда Валентин извлекал ее из кармана, маленькая четырехугольная бумажка мелькнула в воздухе, выпав из тетради, и упала на пол к ногам Бурнакова. Валентин вдруг вспомнил, что это, и торопливо бросился за фото, но Борис Владимирович опередил его.
— Ого, симпатичная девушка... — вцепился он взглядом в фото Зины. — Кто это? Знакомая?.
— Сестра товарища, — нахмурился Валентин, пытаясь забрать фото, но Бурнаков отвел свою руку.
— Здешняя или из армии? — поинтересовался он. Валентин промолчал, чувствуя его тонкий намек, дескать, мне-то ясно, что это за «сестра».
— Что ж, — порывисто вздохнул Борис Владимирович, все еще держа перед собой маленькое, фото. — Вдохновить поэта сия барышня не сможет, красавица не из выдающихся, а так... время пронести можно неплохо... Одобряю ваш вкус.
— Оставьте, пожалуйста, глупости, — вспыхнул Валентин, с открытой неприязнью глядя на Бориса Владимировича. — Это только сестра моего армейского товарища.