— Отчего же нет!
— А что у вас есть?
— Все! И наши напитки, и ваших, земных, хватает… Коньяк? Водка? А может, рейнвейн?
— Водки, пожалуйста. «Золотое кольцо» …если можно.
Как по мановению волшебной палочки, на столе возникла поллитровка со знакомой этикеткой.
— Московского розлива, — прокомментировал командир.
Обед был неземным и в прямом, и в переносном смысле. Никогда прежде я не ел с таким удовольствием.
— За наше знакомство! — провозгласил он, подняв рюмку с водкой. Я ответил тостом за дружбу всех планет и миров.
— Продолжим нашу беседу, — сказал командир после того, как мы несколько утолили голод. — Теперь вы, уважаемый Николай Николаевич, надеюсь, понимаете, каким образом я отчитал своего бортинженера? Вон он, кстати, сидит. Мне вовсе необязательно было терзать и его, и ваш слух не совсем благозвучными словосочетаниями. Еще по одной? Ваше здоровье!.. Понимаете, Николай Николаевич, если вы хотите скрыть свои мысли, стоит лишь заблокировать мозг обычным мысленным приказом — и никто уже не в состоянии будет проникнуть в тайники вашего сознания. Многие так и делают. И правильно. У нас хватает любопытных, получающих удовольствие от копания в. чужих мыслях… Ваше здоровье!..
Откуда-то сверху полились чарующие звуки, и мысли мои сразу приняли иное направление.
— Но, согласитесь… э-э… как вас… — начал было я, но запнулся.
— Какой же я осел! — хлопнул себя по лбу командир. — Я же не представился!.. Арнольд Иванович, — привстав, церемонно произнес он. — Ради бога извините, дражайший Николай Николаевич!
— Арнольд Иванович? Гм…
— Это земной аналог моего имени. Мое настоящее имя слишком сложно для вашего языка. Вообще-то у меня несколько имен, для каждой планеты, населенной разумными существами, — свое. Для вас я Арнольд Иванович… Так что вы хотели сказать мне?
— Согласитесь, Арнольд Иванович, человеческий голос может быть так прекрасен. У нас, на Земле, столько великолепных певцов. Они наша радость, наша гордость. А вы молчите, лишаете себя такой прелести! Голос помогает передать тончайшие интонации, оттенки настроения… Вы, рационалисты, ради выгоды забываете о прекрасном. Как красива речь поэта или оратора! Вы упомянули о языковом барьере. Однако и здесь вы правы лишь наполовину. Положим, я не знаю итальянского, но с каким удовольствием слушаю оперы Россини на его родном языке. Ваши слова напомнили мне бытовавшие в начале века рассуждения о том, что с появлением кинематографа отомрет театр, а фотография вытеснит живопись. И все же театр и живопись процветают. И будут существовать вечно. Это искусство, а искусство нужно и тем, кто его создает, и тем, для кого оно создается.