— Которой не было при старте, не так ли? Дорогой Борис Африканович, за этим-то я и пришел — теперь я убежден, что наш Петров-Степной прав. Командир не оговорился. И с психикой у него превосходно. Так сказать, полный порядок, как любит говорить ваш заместитель. Дело гораздо проще, впрочем, наоборот, — неизмеримо сложнее. В этом провале, переходе — черт его знает, как все это потом назовут! — был другой ритм времени.
— Петров-Степной такую возможность предвидел?
— Да.
— Значит — провел эксперимент?
— Уверен, что нет. Точка перехода была случайной.
— Время. Пора в машину.
Они прошли мимо вспыхнувшей Анны Ивановны, причем Измаил Алексеевич был награжден таким движением ресниц, что потолок пошел кругом, и, если бы не надежная рука Бориса Африкановича, он бы мог пойти не в ту сторону.
— До свидания, Анна Ивановна, надеюсь вскоре быть вновь вашим гостем.
— Всегда рады… — услышал Зерогов, увлекаемый в коридор Борисом Африкановичем.
— Борис Африканович, а она замужем? — осведомился академик, устраиваясь рядом с начальником предприятия на заднем сиденье.
— Нет, — усмехнулся тот и тронул плечо водителя.
— Странно… Такая приятная женщина… на вид ей лет тридцать.
— Тридцать пять. Скажите, Измаил Алексеевич, вы не кавказец?
— Какое, батенька! Костромич. А что до имени — мало ли чего ни напридумывают родители. Понял, понял — вы не об этом! Что вы, что вы. Здесь я только теоретик — бескорыстно люблю красоту.
— Приехали, — шофер распахнул дверцу. Они вышли на обочину бетонки. Ленивый ветер шевелил пыльные тополя. Три облачных волоконца пылились на душном небе. Шагах в двадцати от дороги стояло двухэтажное здание с большими окнами и плоской крышей.
— Антенны и прочее вынесено дальше. Так уютнее. Смотреть будем со второго этажа, давно уж под землю не лазим.
Они вошли в здание. Из удобных кресел, поставленных у широкого окна, видно было хорошо, хотя пока смотреть было не на что — пыльная равнина, как старое шинельное сукно, широко раскинулась влево и вправо. И лишь дорога, обсаженная тополями, оживляла пейзаж, да еще, километрах в трех впереди, перекрещивалось несколько бетонных полос. Одна из них начиналась под окнами.
— М-да, с эстетикой у вас здесь слабовато.
— Зато — ничего лишнего.
— В особенности — журналистов.
— Э, Измаил Алексеевич, отошли те времена!
— Вышли на видимость, — раздался голос над головой.
— Вижу, спасибо. Как вам, Измаил Алексеевич?
— Вижу пламя. Пылища поднялась — теперь ничего не вижу.
— Корабль стоит на опорах, — проплыл под потолком прежний голос.
— Пошли, встретим, — спокойно поднялся Борис Африканович. Для него это давно стало буднями. И только этот рейс был необычен.