Я сунул в руку бумагомарателя медную полушку. Степан бросил на меня недовольный взгляд.
— Балуешь людей; он меня должон слушать, жалованье получает.
Я развернул карту. Конечно, она была не полуторасотлетней — вполовину моложе, но это всё же лучше, чем совсем ничего.
Я начал сравнивать старую карту с этой. Разночтения были. На карте из архива были деревни и сёла, которые на старой отсутствовали, и наоборот. Исчезали деревни и сёла, появлялись вновь — жизнь, никуда не денешься.
Я взял лист бумаги, по памяти набросал виденный мной в монастыре план.
— Стёпа, не упомнишь ли такого?
Стёпа повертел в руке нарисованный план.
— Ничего не измыслю. Эй, Фёдор, ступай сюда.
Старый писец подошёл к столу.
— Посмотри-ка на план. Где чего-нибудь похожее есть на старой карте?
Писец посмотрел на план, ткнул пальцем в карту:
— Вот это место.
Мы со Степаном уткнулись носами в карту. Похоже, очень похоже. Писец подал голос:
— Карта из подвала неточная — огрехов в ней много, а место точно это.
— На плане покажи.
Писец ткнул пальцем. Твою мать, час от часу не легче: он указывал пальцем недалеко от моей деревни — в пяти верстах, но на моей земле.
— Ты не ошибаешься, Фёдор? Это моя земля, деревня в другом месте.
— А посмотри на старой карте — там владение князя Лосевского раньше было, сказывают — князь в Литву съехал. Правда, лет тому минуло много, даже не упомню.
— Спасибо, Федя!
К неудовольствию Степана, я сунул писцу ещё одну полушку.
— Стёпа, а старую карту забрать можно? Степан потерзал бороду:
— А бери. Всё равно ею пользоваться нельзя, а без дела она в подвале сгниёт, или мыши поточат.
Я свернул карту в рулон, тепло попрощался со Степаном и вышел. Теперь я знал, откуда начать поиски.
Дома я развернул карту и стал её изучать. Да, изгиб реки похож, но это ещё не факт. За сто пятьдесят лет река могла постепенно изменить русло, или древний картограф — обычно из монахов — мог неточно нанести изгибы реки, ведь тогда не было системы координат, всё рисовалось приблизительно, от руки. Да собственно, большой точности и не требовалось — одна-две-три версты меньше или больше — какая разница?
Хорошо, предположим — условно, конечно, что река и участок земли рядом с ней — мои. Так ведь участок велик, весь не перероешь. Да и надо ли рыть? Ну, была когда-то здесь усадьба князя Лосевского, но сейчас-то на моих землях никакой усадьбы нет. И ещё вопрос — почему настоятель решил, что манускрипт зарыт в земле, а не увезён князем в Литву? Если он имел какую-нибудь ценность, зачем его было оставлять здесь — логичнее взять с собой. Или опасался, что порубежники наши отберут, или в дороге случится беда вроде нападения разбойников. Но и сейчас разбойников на дорогах хватает — ни один купеческий караван без охраны не ходит, а уж в те времена — и подавно. А чего им не злодействовать — дороги никем не охраняются, специальной службы, вроде полиции, не существует. На такой случай в Правде прописано — поймал разбойника за мерзким промыслом — повесь при дороге в назидание другим. Только татям никак не назидается, лёгким кажется разбойничий хлеб.