— Но он, кажется, переборол себя, — возразил Ивановский. — Я сам несколько раз беседовал с ним. Да и товарищ лейтенант — тоже.
— Почему же тогда он решил остаться? — слегка возмутился Дзюбач.
— Да потому что выходить из дота, под пули, еще страшнее, нежели оставаться в нем, — нахраписто объяснил Крамарчук, уже прослывший в доте знатоком солдатской психологии. — Опять же гонор, мол, умирать — так с музыкой.
— Но это он пока хорохорится. А дальше, когда нас совсем зажмут, может запаниковать.
— Тогда так, — вклинился в их диалог лейтенант. — Вы втроем еще раз поговорите с каждым в отдельности. Без меня. Пусть их не смущает присутствие коменданта. Если кто-то из раненых считает, что мы должны попытаться спасти его, унести из дота, значит, действительно попытаемся сделать это. Тут вопрос чести. Хотя его решение сразу же усложнит задачу.
Никогда еще за время своего пребывания в доте Громов не волновался так, как перед этой операцией. Он не верил в ее успех. С боем пробьются один или двое бойцов, остальные погибнут. Так, может, попробовать небольшими группами? В разные стороны? Несколько человек в эту ночь, остальные — в следующую, завтра?
Лейтенант внимательно осмотрел в перископ пространство вокруг «Беркута». По огонькам сигарет, вспышкам фонариков, по едва различимым теням он легко определил, что кольцо вокруг дота довольно плотное. И что сейчас, к двенадцати ночи, оно заметно сузилось и немцы лихорадочно окапываются.
Он представил себя на месте немецкого офицера, которому поручена операция «дот» (очевидно, так ее и назвали). Что бы он предпринял? Впрочем, кое-что уже предпринято: дот взят в кольцо. Предусмотрено и то, что красноармейцы будут прорываться на верхнюю террасу — там наверняка выставлен заслон, составляющий вторую линию осады.
Предвидит ли этот прусак, что русские попытаются вырваться именно сегодня? Что они продержатся сутки и попытаются уйти? А что в этом предвидении противоестественного? Продержаться, сковать врага, прикрыть отход и… спасать свои собственные души. Другим приказ и не мог быть. Хотя тот, кто отдавал его, отлично понимал, что для гарнизона он, по существу, невыполним.
Но в то же время… Зачем фашистам брать их в кольцо? Зачем держать здесь? Если бы дот был пулеметным, это еще имело бы смысл: окружить, окопаться на почтительном расстоянии, чтобы не нести потерь, и ждать. Посидят и выйдут с поднятыми руками. Но ведь дот — артиллерийско-пулеметный. И пока он будет жить, он будет держать под обстрелом дорогу, понтонную переправу у моста, большой участок берега.