— А вы кто? С кем я говорю? Да возьмите себя в руки, черт возьми, что за всхлипы?..
— Сержант Вознюк. Я теперь вместо коменданта. Мне приказано…
— Понял, сержант. Где у вас немцы?
— Да где ж, у дота.
— Как… у дота?! Они что, прорвались? Я спрашиваю: они прорвались и окружили вас?
— Еще не окружили. Сверху, над дотом, пока наши, трое-четверо бойцов — не больше. Фашисты так закрыли нас, что не высунуться. У меня одно орудие и два пулемета уже вышли из строя. В гарнизоне всего пятнадцать бойцов. А фашисты бьют прямой, по амбразурам.
— Послушай, Вознюк, ровно через десять минут я помогу тебе артиллерией. Ты тоже подключай свое орудие. И пулемет. И пусть те, которые наверху, попробуют оттеснить фашистов.
— У меня нет с ними связи, товарищ лейтенант.
— Ничего, и так поймут.
— Да там и оттеснять некому. Еле держатся на гребне. Немцы уже, считай, весь город окружили.
— Все равно. Через десять минут я накрою их. — Громов уже хотел положить трубку, но в последнее мгновение вспомнил о Зое Малышевой: — Слушай, а твой санинструктор, Малышева, она что… ушла из дота?
— Куда сейчас уйдешь? Возле Томенко сидит. Плачет. Там еще трое убитых, и не знаем, как их вынести.
— Оттесним немцев — вынесете.
— И вот еще что, сержант. Когда я ударю, ты поддержи меня из всех амбразур, всем наличным составом. А Малышева под эту музыку пусть уползет из дота. Ты понял меня?
— Я бы и сам уполз. Да приказа не было.
— И не будет, сержант, не будет. Пока ты жив, приказ для тебя один: сражаться. Ну а мертвым, как сам понимаешь, не приказывают.
«И все же Марии нужно сказать, что Зойка ушла, — подумал он, бросив трубку. — Убедить, что, мол, Томенко прогнал ее. Тогда можно будет отпустить и Марию. Относительно же приказа Шелуденко… Потом, на досуге, мы его как-нибудь обсудим».
— Командир, из батальона!.. — подал ему трубку Петрунь.
— Это старшина, теперь — командир батальона прикрытия. Товарищ лейтенант, отдайте приказ отойти в те окопы, в которых была рота Рашковского, у дота. Не продержимся мы тут больше. А попрут немцы, так и отступить не сумеем. Людей положим.
— Но я не имею права давать приказ на отход. У вас есть свой командир.
— Да, но где ж он теперь, мой командир?! — пробасил старшина. — Разве ж я знаю, где он? У меня связь только с вами. Штаб дивизии — где-то за лесом. А мы — отдельный батальон. У нас и патронов уже нет, немецкими автоматами отбиваемся. Вы — единственный офицер.
— То есть как это «единственный»? А Рашковский?
— Так нету его.
— Что значит «нету»?! Он что, погиб?
— Я… я думал, что он у вас, — замялся старшина. — Сказал, что пойдет налаживать взаимодействие. Да еще рана там у него на руке, палец задело.