Паром в никуда (Граков) - страница 28

Левочкин его не слушал. Он с самого начала понял - ему не жить. Аджиев не тот человек, который запросто спускает обиды, нанесенные его персоне. И дальнейшему существованию Грини отпущено ровно столько, сколько пожелает этот изувер, по чьему приказу живое человеческое тело разделывают на колоде, словно свиную тушу. Это и называется у него "казнь свиньей".Боже, упаси меня от подобной участи!- беззвучно молит Гриня окружающую темноту. Затем в памяти всплывает поговорка: " На бога надейся, а сам не плошай". И Гриня вспоминает еще кое-что. И просчитывает ситуацию до мельчайших подробностей в эти оставшиеся секунды. Правая рука Аджиева с фонариком ныряет в карман униформы. Сейчас он перехватит пистолет поудобнее, и тогда...Не успеешь, сволочь! Левочкин задерживает дыхание и резко бьет ладонью по заветной кнопке на панели джипа. Струя концентрированных паров аммиака из противоугонного баллона под давлением в четыре атмосферы вырывается в лицо Аджиеву из печных створок. Невыносимая резь перехватывает дыхание, из глаз неудержимо хлещут слезы, по губам текут сопли, а по ляжкам Артура Нерсесовича на дорогую обивку сиденья брызжут теплые струйки мочи. Он силится поднять руку с пистолетом - мозг, парализованный аммиаком, отказывается дать команду нервам и сухожилиям. Сознание тускнеет с ужасающей быстротой и выход из этой ситуации один: "китаец" последним усилием воли цепляет дверную защелку и вываливается на мокрый асфальт вместе с остатками сознания.

- Ах ты, паскуда!- чуть отдышавшись, Аджиев щелкает предохранителем пистолета и перед бампером джипа перекатывается на противоположную сторону, выцеливая фигуру Левочкина. Рядом бестолково расчерчивает сумрак дворика малиновый луч оптического прицела.

Но банкира уже почти минуту, как нет возле машины. Презрев все внутренние инстинкты, он бросается не в темноту сквозного прохода, а бежит назад, на свет, под предполагаемый выстрел снайпера. И выгадывает этим непредсказуемым поступком несколько драгоценных секунд - тот не ожидал от Вени подобной наглости. А потом становится поздно стрелять - Левочкин бросается через дорогу к скоплению тел в синевато-серой форме возле машины специального назначения. Форма, которую он ненавидел всю жизнь, была для него сейчас единственным щитом от пули снайпера - палить по ОМОНу в такой ситуации равносильно самоубийству. Но снайпер еще может попасть в Левочкина и тот же инстинкт самосохранения бросает тело из стороны в сторону, заставляя его перемещаться в пространстве гигантскими зигзагами. Так что похож сейчас Гриня вовсе не на респектабельно- самодовольного банкира, а вновь на серого промокшего кролика. Или на увеличенную во сто крат лягушку.