Совсем ни для кого не новость, что уже много последних месяцев чаще других ходил к сивилле просить прорицаний городской палач, цветовод Илиан Магистрианыч, уже упоминавшийся выше заика. Ох, и трясло же его, когда в первый раз пришел он к молодому гипофету Веденею заказывать оракульскую речь после того, как ускользнул из его палачьих рук младший брат гипофета, пойманный на мелком воровстве Варфоломей! Дернул же Илиана черт за язык — при народе брякнуть насчет того, как славно поработает он над шкурой пащенка из гипофетовой семьи! Но внес палач в кассу положенные три империала, еще гипофету два (это ж тридцать целковых!) на чай оставил. Веденей ухом не повел, деньги взял, серу и кориандр под треножником возжег, помог старухе-сивилле на него взобраться, стал дожидаться прорицания. Старуха синела и задыхалась, но молчала, молчала. Лишь когда дым загустел настолько, что и сам Илиан побоялся, что рухнет, — или же запрорицает на неведомом наречии вместо сивиллы, — старуха выкрикнула:
— С миром иди, костолом! Зародятся тебе кнутовища!..
Веденей плеснул на огонь ягодного квасу, предложил начать толкование. Палач, однако, буркнул, что и так все ясно, поднялся и побрел прочь через Каменную Корму, Напамять и Говядин к себе, на Землю Святого Эльма, где располагался застенок, единственный в Киммерионе, а также цветочные теплицы Илиана, основной источник его дохода. «Кнутовище тебе зародись!» — так кричали на базаре палачу острые на язык киммерийцы, когда казалась им непомерной его цена на тюльпаны или настурции. Гипофет после ухода Илиана вписал чаевые в налоговую декларацию, прочие деньги сунул в сейф до приезда инкассатора с Миноевой Земли.
Веденей сам не знал — любит он младшего брата или нет. Симптомы клептомании проявлялись у Варфоломея с детства, его лечили, но на психованный учет не ставили: болезнь была какая-то для Киммериона не местная, не своя. Поставили бы на учет — оказался бы парень на весь город единственным легальным клептоманом, а ко всему единственному в городе относились ревностно: единственные — это Великий Змей, Вечный Странник Мирон Вергизов, ну, еще архонт, епископ, да, еще граф Сувор Палинский, вот, пожалуй и всё, что может быть в Киммерии единственное. Сивиллы — и те не единственные, сменяются по старости, да и у гипофета всегда сменщик есть. Веденей сам лишь недавно вышел из учеников, когда отец его преставился в очень преклонных годах. Забот о младшем брате легло на плечи Веденея немало, поэтому он был только рад, что после неудачной кражи непутевый парень на несколько лет оказался приписан к хорошему дому, к многолюдной семье некогда знаменитого в городе старика-камнереза. Ну, а что стражники-таможенники, чуть брата не убившие, попали в подпол того же дома, в традиционное киммерийское рабство с ограниченной ответственностью, так это уже и вовсе настоящая удача. Брат проучен — может, за ум возьмется. А кто переусердствовал, проучая — тот тоже бобром-кандибобером на рынок не вылезет. По умному вышло, хотя и случайно. Словом, по-киммерийски. По-русски, словом.