Подстраховывавший Андрея сержант Крамарчук, который все еще сидел в коляске за пулеметом, в этот раз огня не открывал. Зная, как важно для командира заполучить мундир офицера и надежные документы, он давал возможность немцам спокойно уехать. К тому времени, когда выяснится, что двоих уже нет, эшелон будет слишком далеко.
Пока немка приходила в себя, Беркут приказал лейтенанту раздеться. И спросил, куда он направляется.
— Мы должны были заниматься отправкой русских девушек в Германию, — умоляюще пролепетал перепуганный обер-лейтенант.
— И все?!
— Только этим, — решил пленный, что переправка в Германию девушек-славянок — не тот грех, за который здесь, в Украине, расстреливают. — Мы не боевые офицеры. Сжальтесь надо мной, господин партизан. Мы должны были служить в лагере для русских и заниматься отправкой…
— Тогда что же ты дрожишь? Ты — офицер. И здесь фронт. Помочь раздеться?
— На дороге — немцы! — появился в нескольких метрах от них Крамарчук. — В пешей колонне. До роты. И на железке патруль.
Шоссе проходило метрах в ста от рощи. Они оказались между двумя дорогами, между двумя группами немцев. Но у Громова все же хватило выдержки заставить обер-лейтенанта снять мундир. Он уже не отказался бы от своего замысла, даже если бы пришлось принять бой и с колонной, и с патрулем.
Для того чтобы раздеть, выдержки у Беркута действительно хватило, а вот пристрелить этого стоящего на коленях и молящего пощады белокурого парнишку сил не было. Слишком уж это страшно: стрелять в человека, который, сняв мундир, вроде бы сразу же перестал быть солдатом, врагом.
— Ну, уйди, уйди к мотоциклу, лейтенант, если ты такой сердобольный, — вдруг вскипел Крамарчук, увидев, как к стоящему на коленях обер-лейтенанту, сплевывая кровью и выкрикивая что-то невнятное, подползает его невеста.
— Давай отпустим их, сержант, к чертям собачьим, пусть пока поживут.
— Кого отпустим? — взъерошился Крамарчук. — Куда?! Уйди, лейтенант, уйди, — оттеснял он Беркута, уже примирительнее. — Я сам. Развелось тут офицеров-бордельников!
Все же Беркут оттолкнул его, приказал подогнать мотоцикл, и, усевшись на пень напротив обер-лейтенанта, подождал, пока пройдут и колонна, и патруль.
Он еще дал возможность этой девушке, которая несколько минут назад чуть не выстрелила ему в спину, подползти к своему парню. И дождался, пока обнимет его. Хотя от ужаса тот уже не реагировал ни на ее слова, ни на объятия…
— Откуда у вас этот мундир? — спросил он сейчас майора Смаржевского, переодеваясь. — Откуда документы?
— Это так важно?
— Да, майор, важно. Слишком уж мне знакома судьба этого обер-лейтенанта.