— Анна! — крикнул он уже по-русски. — Уползай в сторону! Вскарабкайся на гряду, что справа от нас. Ты слышишь меня?!
— Слышу! — приглушенным эхом донесся голос девушки.
По тому, как немцы дружно ударили из трех автоматов и двух винтовок, лейтенант понял, что Анна начала выполнять его приказ. Воспользовавшись этим, он перекатился поближе к скале и отполз чуть-чуть назад, втиснувшись в едва заметный изгиб скалы. Теперь его могли обстреливать только те двое, что залегли справа от дерева. Для остальных он был недосягаем.
— Не стрелять! — предупредил он своих. — Беречь патроны!
«Пусть они вытряхивают свой боезапас. Пусть вытряхивают, — думал он, прислушиваясь к лязгающему жужжанию рикошетящих пуль. — Они поняли, что девушку им не достать, и теперь сдерживают нас троих. Зачем? Самое разумное, что они могут сделать, это дать нам уйти. Чтобы победить врага, нужно дать ему возможность отступить. Обреченный сражается до последнего — банальная истина войны, которую они не сумели усвоить?… Ах да, с ними нет офицера. Ну что ж, пусть опустошают патронташи. Там посмотрим».
— Анна, где ты?!
— Ушла! — ответил Корбач.
— Анна, попытайся взобраться на гряду! Посмотри, нет ли в долине немцев!
— Не видно! — отозвалась девушка после минутного молчания. — Немцев нет! Но скала крутая!
— Прикройте, лейтенант! Попробую занять ее место.
— Лежать, Корбач!
«Это ты виноват, — мучительно корил себя лейтенант. — Ты ведь заметил, что тропа кончилась и впереди тупик — идеальное место для ловушки. А значит, должен был послать кого-то на разведку. Хорошо еще, что шли молча и "архангел войны" заметил нас слишком поздно».
— Что делать будем, командир?
— Сказал уже: лежать! — жестко произнес Беркут. Ему не хотелось потерять здесь кого-либо из этих парней. Столько пройти, столько продержаться! До Подольска осталось километров восемьдесят, не больше. Это на день пути. А там — знакомые леса. Явки в селах. Он попытается восстановить лагерь, из которого в свое время немцы загнали его группу на погибельную Змеиную гряду, или подыщет более подходящее место.
«А ведь она просто-напросто прогнала меня! Прогнала, избавилась и забыла… — незлобиво, с умиротворенной тоской думал Крамарчук, устало бредя по лесу. — Если бы осмелилась, еще и пальнула бы в мою сторону. Чтобы не вздумал вернуться и тащиться за ней. А ведь ты, жук навозный, действительно готов был вернуться. И тащиться. Куда бы она ни пошла, — расправлялся он сам с собой. — А Мария поняла это. Поняла и попыталась спасти в тебе солдата. Она теперь влюблена в своего лейтенанта. А для него, "избранника войны", людей больше не существует. Есть только солдаты и несолдаты. Храбрецы и трусы. Так вот, она спасала в тебе солдата… А что, — сказал он себе, преодолев глубокий, похожий на противотанковый, хотя откуда было здесь, в густом лесу, взяться танкам, ров, — и спасала. Пока ты окончательно не заквасился на хуторском рассоле и не превратился в юбочника».