— Ефрейтор! На пару секунд поднимешься на колени. Лицом к выступу. Я прыгну тебе на плечи.
— Думаешь — удастся? — неуверенно спросил Арзамасцев после минутного молчания.
— На пять-шесть секунд. И сразу падай.
— Понял. Все равно осточертело все это.
— В эшелоне было труднее. Корбач, в момент прыжка прикрываешь огнем. Не давай им высовываться. Анна, упрись во что-нибудь, опусти ремень автомата. Попытаюсь схватиться. Готов? — спросил он Арзамасцева через несколько минут.
— Давай.
— Корбач, не стреляй! Поговори с ними по-немецки. Предлагай уйти.
Несколькими кувырками Андрей приблизился к ефрейтору и залег. Немцы не стреляли. Корбач выкрикивал что-то о том, что сейчас подойдет отряд партизан и тогда всех их казнят. Сгруппировавшись, словно для прыжка с большой высоты, лейтенант несколько минут пролежал так, пытаясь предугадать свою судьбу, потом скомандовал самому себе и ефрейтору: «С богом!», двумя огромными прыжками преодолел расстояние между ними и Арзамасцевым и, ступив ему на плечо, с ходу перебросил тело через выступ, словно через планку для прыжков в высоту. Пули врезались в самую кромку этого ледяного водопада, обдав его и Анну фонтаном крошева, и со свистом ушли в высоту. Поздно!
Однако там, в долине, уже услышали выстрелы и тоже открыли стрельбу, отморзянив несколько длинных, щедрых очередей. Тех, кто залег за валунами, это насторожило. Они как-то странно притихли.
— Корбач, повтори бросок!
— Теперь уже не дадут! Срежут!
— Не забудьте обо мне, стратеги! — зло прокричал Арзамасцев, совершенно не радуясь возможности остаться на площадке. Он-то понимал, что вырвать его оттуда будет очень трудно.
— Тогда замрите оба! Попытаюсь обойти! Беречь патроны!
Немцы видели, как он уползал с террасы, но ни одного выстрела не прозвучало.
«Значит, с патронами у них еще хуже, — яростно улыбнулся Беркут. — Ничего, сейчас для вас многое прояснится».
В том месте, где боковая гряда упиралась в гору, Беркут обнаружил поросшую кустарником расщелину. Пробираться к ней пришлось чуть повыше, чем на гряду, зато кусты и выступающие камни делали ее доступнее. Ветер немного утих, и сразу же потеплело. Поднимаясь на вершину, лейтенант чувствовал, что изморозь начинает расплываться и кожаные офицерские перчатки насквозь промокли.
«А в долине еще теплее, — подумал он. — Напрасно мы пошли в горы. Показалось, что здесь безопаснее. Впрочем, если бы не эти непонятно откуда взявшиеся фрицы… котловинка в самом деле удобная».
Нет, не мог старик, направивший их сюда, знать, что здесь немцы. Беркуту не хотелось верить в это. Слишком искренней была радость, с которой хозяин признал в них, «немцах», своих. И предупреждение о том, что на переезде выставлен усиленный патруль, подтвердилось. Поднимаясь в горы, они видели его. Да и тропинка, приведшая их к «каменному броду», где реку можно было пройти, перескакивая с камня на камень, тоже оказалась очень кстати… Нет, старик не знал о немцах. Он даже рискнул провести их за село, хотя понимал, что соседи могут заметить чужаков.