— Сию минуту, герр шеф… Неля, Кристя, Ирка, Таня, будем принимать в «зале» зауны. Позовите из пошивочной Аду, пусть шьет мешки. Быстрее, столы, карандаши, карточки. Ирка, живей за мешками!..
Мы принялись за работу. Одни заполняли анкеты, другие складывали в мешки вещи прибывших.
Мы вошли в зауну. С нами Янда — она всегда наблюдала за нашей работой.
Цуганги толпились в углу огромного зала зауны, того самого, где недавно принимали итальянский транспорт. Испуганные женщины недоверчиво поглядывали на нас. Я подошла к ним и объяснила, что мы тоже заключенные, что с ними ничего не случится, что они должны отдать на хранение вещи, которые после выхода из лагеря получат обратно. Это были большей частью эрциунгсхефтлинги, имеющие карточки с номером, проставленным в политическом отделе. Их не татуировали. Каждая, подходя к столу, спрашивала, действительно ли отсюда выпускают.
— Ну конечно, ведь вас прислали только на шесть недель, с воспитательной целью. Поработаете и уедете..
— Да, да, я видела на воротах надпись «Труд принесет свободу», — громко засмеялась одна из них.
С этим транспортом прибыло пять полек из Вроцлава. Я спросила одну из них — ту, которая смеялась, — за что ее выслали.
— Да потому, что этот старый черт взъелся на меня и донес в полицию, будто я сказала что-то плохое о рейхе. Отомстил, стервец! Что я думаю, то думаю, но говорить не говорила. Уж лучше здесь подохнуть, чем жить с этим стариком.
— А чего ему от тебя надо? — спросила я наивно.
— Чего, чего… чтобы с ним жила… Постоянно за мной гонялся… Сначала вежливо ухаживал, просил. А потом стал грозить… Ну, вот и привел в исполнение свою угрозу, когда понял, что ничего не выйдет.
— А другие за что?
— Ах… у всех подобные истории, они бесятся, если какая-нибудь из нас держит себя независимо, сейчас же мстят.
Я села за стол. Ирка складывала вещи в мешки.
К столу подошла хорошо одетая пожилая женщина.
— Фамилия?
— Крюгер Марта.
— Откуда?
— Из Бреслау.
— Рейхсдейчка?
— Да.
— У вас есть какие-нибудь документы?
Она подала сумочку с фотографиями. На всех карточках — молодой немецкий офицер в мундире. На обороте одной из них я прочла: «Моей любимой мамочке, Ганс. Киев. 1943».
— За что вас арестовали?
— За еврейское происхождение.
— А этот офицер?
— Сын. Он на фронте.
— А муж?
— Погиб на фронте. У меня был еще сын, почти мальчик, шестнадцати лет… его убили. Могу я сохранить его фотографию?
— Нет. Все равно отберут. Сейчас пойдете под душ.
— Прошу раздеться, — сказала любезно Ирка.
Фрау Крюгер отказывалась — во-первых, она чистая, во-вторых — там мужчины. Действительно, поблизости вертелись мужчины из зауны. Мне вспомнилось, как было с нами по приезде. Каждый толкал нас и бил, А мы вежливо разговариваем с ней, женщиной, сын которой громит теперь наши города!