- Может, не стоит, - сказал Шагин Осадчему. - Заминируем только подходы.
- А как же сталинский приказ? - спросил Осадчий.
-То приказ насчет складов и заводов.
-И-эх, - выдохнул Осадчий, - сволочи! - и еще матом, матом... Лицо его задергалось. Сорвал с плеча автомат, пустил очередь по стенам, разлетелась ваза, затем по зеркалам, по их затейливым рамам, так, что они взвизгнули мелкими брызгами, провел свинцовым полукружьем по наборному узору паркета, щепа полетела вовсе стороны.
Никто его не останавливал.
Девушка бросилась к Осадчему. Шагин перехватил ее, потому что Осадчий дрожал, взгляд его был безумен.
- Кончай, - крикнул Шагин.
Старик-смотритель опустил голову, отвернулся.
- Завтра здесь будут немцы, - сказал Шагин. - Уходите. Пусть все уходят.
Еще он зачем-то сказал:
- Почему вы столько оставили. Почему не увезли...
Старик оглядел его почти брезгливо, на Шагина никто еще так не смотрел.
- Потому, что вы воевать не умеете, - отчетливо произнес старик.
Шагин не успел ответить, побежал вниз, его вызывали по телефону из дивизии. Успели сказать, чтобы отходил на Пулково, как он и предполагал, и связь оборвалась.
Внизу было темно. У входа на мраморной ступени лежал молоденький милиционер. Из горла у него толчками шла кровь. Над ним хлопотал фельдшер. Рядом на земле лежал убитый милиционер. Лицо его было накрыто фуражкой. Откуда-то появился Аркадьев.
- Не послушались, - сказал он. - Дурни.
- Кончается, - сказал фельдшер.
Умирающий вытянулся как по команде, лицо разгладилось, он удивленно смотрел в небо. Гимнастерка его была чиста, аккуратно заправлена.
Смерть эта надолго запомнилась Шагину. Может быть потому, что уж очень глупо они погибли. Куда зачислит их статистика? В героически павших или еще куда в неведомую ему графу.
Выходили из Пушкина на рассвете. Стрельба утихла. Колонна шла по влажным пустым улицам, шли не растягиваясь, плотно, быстро. Шагин держался в хвосте.
Глухота проходила. Он слышал, как набирали голоса птицы. Город спал. Окна, задернутые занавесками, заклеенные бумажными крестами. Чистый, влажный от росы воздух, закрытые магазины. Топилась баня. На крыльцо вышла баба в рукавицах и фартуке. За ней подросток, Они молча смотрели на уходящих солдат.
- Мы что, последние? - спросил Иголкин.
- Последние, - сказал Шагин.
- Надо бы город разбудить, товарищ лейтенант.
- Панику наводить, - не думая ответил Шагин. Потом спросил: - А как его будить? Это тебе не деревня.
У переезда висела свежая афиша: "Сегодня премьера фильма "Антон Иванович сердится"".
Дошли до Пулкова. Светлое небо загудело, показались штурмовики. Шагин приказал рассыпаться, укрыться. Но укрыться было негде. Штурмовики на бреющем расстреливали в упор. Шагин стоял, прильнув к глухой стене трансформаторной будки, смотрел, как убивают его людей. Убило Иголкина, убило Митюкова...