Джонас сел на скамью и взял сигареты.
—Эрика погибла, — ровным тоном произнес он.
Гнев, придававший ей силы, мигом улетучился.
Что?!
Ее убили. — Его голос снова стал мрачным, напряженным. — Несколько дней назад я с ней встречался, узнал от нее одно имя и заплатил ей.
Лиз прислонилась к фальшборту.
—То имя, которое ты назвал Мораласу?
Джонас закурил, убеждая себя, что напугал
Лиз ради ее же блага.
— Вот именно. Эрика расспрашивала о нем, задавала вопросы. Мне она сказала, что Пабло Манчес — опасный тип, наемный убийца. Джерри убил профессионал. Видимо, и Эрику тоже.
—Ее застрелили?
—Зарезали. — Джонас увидел, как рука Лиз непроизвольно дернулась к горлу. — Вот именно. — Он глубоко затянулся, швырнул окурок за борт и встал. — Поэтому, пока все не закончится, ты побудешь в Штатах.
Лиз молча отвернулась от него. Ей важно было убедиться, что она выдержит.
—Джонас, никуда я не поеду. Беда у нас с тобой общая.
Лиз...
Нет! — Когда она снова повернулась к нему, подбородок упрямо задрался вверх, а глаза стали ясными. — Один раз я уже убежала от беды, только ничего не вышло.
Сейчас совсем другое дело... Будь благоразумной!
Ты ведь остаешься.
У меня нет выбора.
Значит, и у меня тоже нет.
Лиз, я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.
Она пытливо посмотрела на него, склонив голову набок. Да, ему можно поверить — и сознавать это приятно.
—А ты уедешь?
Не могу, ты же знаешь.
Значит, и я не могу. — Она обняла его и нежно потерлась щекой о его плечо. — Нам пора, — прошептала она. — Поехали домой.
Теперь, просыпаясь, Лиз надеялась: сейчас ей позвонит капитан Моралас и объявит, что все кончено. Каждый вечер, закрывая глаза, она убеждала себя в том, что преступников поймают через день-другой. Время шло, но ничего не менялось.
Каждое утро, просыпаясь, Лиз боялась: сейчас Джонас скажет, что ему надо уезжать. Каждый вечер, засыпая в его объятиях, она была уверена, что это в последний раз. Он оставался.
Больше десяти лет ее жизнь была подчинена одной цели. Она стремилась к успеху. Ей нужно было выжить самой и обеспечить будущее дочери. Она научилась радоваться тому, что сама распоряжается своей судьбой и умело справляется с делами. Больше десяти лет Лиз неуклонно двигалась вперед безо всяких отклонений от курса. Отклонение было равносильно неудаче и потере независимости. И вдруг меньше месяца назад в ее дом и в ее жизнь ворвался Джонас, и прежде прямая дорога потеряла четкие контуры, раздвоилась. Глупо делать вид, будто ничего не изменилось, и противиться переменам бесполезно. Самое страшное, ей больше не кажется, что она сама выбирает, по какой дороге идти дальше.