Она же не знает, что я тут, под мостом.
Я кидаюсь вперед, нарочно промахиваюсь, щелкнув зубами. Разворачиваюсь. Круги все сужаются.
Она беспечно шевелит пальцами, наслаждаясь прохладой.
Дымчатая, как расплывшаяся тина, прядь моих волос скользит по ее щиколотке, пальцы вздрагивают и поджимаются.
Я снова замираю, тараща глаза. Выжидаю.
Приоткрываю рот, пробуя воду на вкус.
Странные, непонятные запахи — таких здесь нет.
Они никак не называются, лишь рождая в моем сознании яркие вспышки, образы смутно колеблющихся трав, отблески голубого, что-то круглое, золотое, как пленка на поверхности колодца.
Все перебивает дразнящий небо и язык вкус крови — по нежной, теплой-претеплой коже ступни тянется подсохшая царапина.
Биение пульса под выступающей косточкой завораживает.
Я медлю, поворачивая голову из стороны в сторону, растопыриваю и складываю плавники, дожидаюсь момента, когда ожидание становится невыносимым и бросаюсь, раскрыв пасть.
Клац! В последнее мгновение успеваю отвернуть, разворачиваюсь, ухожу на глубину. Гляжу уже оттуда — на яркое пятно.
Жалко, что она ни за что не стала бы со мной играть, если бы знала…
Тяжко зашумел поезд, идущий по путям, Ньета покачало, как чаинку в стакане. У его человека толстые граненые стаканы, серебряные подстаканники, за которые не страшно взяться. Запах краски и растворителя, деревянной стружки, резкого одеколона, странная, с железным привкусом вода в кране.
Это — только его воспоминания.
Пока.
Когда-нибудь он решит вырасти, и найдет себе подругу, и его воспоминания вольются в чужие, как вливается алая капля в колодезную воду. Вольются и растворятся.
И вкус воды еле уловимо изменится.
Как сейчас…
Ньет заинтересовался и начал потихоньку подниматься вверх, туда, где рябили бесконечные мелкие волны. Знакомый запах беспокоил его, притягивал.
Он подплыл вплотную к каменной стене набережной, туда, где к реке вели пологие ступени.
Кто-то беспечно болтал в воде босыми ногами, и он очень хорошо знал кто.
Фолари усмехнулся, приблизился, отерся о маленькую ступню плечом.
Ножки дернулись, но убираться не спешили.
Ему вдруг стало весело и хорошо. Захотелось выпрыгнуть из воды и перекувыркнуться в воздухе, устроить плеск, такой, чтобы брызги во все стороны.
Ньет развернулся, сделал стремительный круг, намереваясь свалить человечку в воду, но тут с поверхности просунулась рука и крепко ухватила его за волосы.
Он взвыл и был вытащен на божий свет, в яркое плещущее сияние полдня.
— А ну вылазь, — сказала Десире.
— Э! Больно!
— Хватит мокнуть, макрель несчастная, пошли гулять. Фу, ты так в одежде и плавал!