Что-то не хочется проверять.
Шейла постояла, пьяно покачиваясь, похлопала ресницами, поглядела мимо Леона в угол, улыбнулась кому-то невидимому, и сделала неуверенный шаг. В сторону Гува. И еще шаг. И еще.
Присела рядом на корточки, протянула ладошку…
Преступник тотчас схватил девушку за руку и рванул к себе, прикрываясь живым щитом. Шейла даже не вскрикнула.
Дуло револьвера уставилось Шейле в грудь и больше не колебалось.
Гув начал подниматься, одной рукой придерживая брюки, другой вцепившись девушке в волосы.
— Жаль, что это ты, Гув, — сказал Вик.
— Не стреляй! — В длинном прыжке Леон успел пихнуть Вика в бок.
Грохнул выстрел.
Выбивая пистолет, Леон заметил краем глаза, как Гув толкает обмякшее тело девушки прямо на него. Что-то стукнуло Леона в плечо, и на ковер упал цветок. Вернее, комок лепестков, лишенных сердцевины, разорванных в клочья.
Потерянная секунда — Гув рыбкой бросился к отлетевшему пистолету, Леон попытался его опередить, но смог только сцапать за ноги. Дернул назад, брюки гармошкой съехали под пальцами, а растопыренная пятерня Гува ляпнула рукоять револьвера.
Щелкнул взведенный курок.
На Гува вихрем налетел Вик, схватил его за волосы, рванул. Брызнула кровь, но это было всего лишь поцарапанное пулей ухо. Пару секунд Гув Гровнер извивался, растянутый между копом и художником, а черное дуло крестило воздух в полутора ярдах от леонова носа. Леон приподнялся, придавив коленом брыкающиеся ноги. Но ни перехватить руки, ни выбить оружия он не успел. Черная дыра полыхнула рыжим, и что-то очень сильно ударило Леона в грудь.
Настолько сильно, что копа приподняло в воздух и опрокинуло навзничь.
Долю мгновения, пока продолжался полет, Леон наблюдал как рука художника точным размашистым жестом перечеркивает горло Гува Гровнера, выпуская на волю темную струю. Потом все провалилось вниз, и Леон узрел над собой серый потолок, белесые ленты дыма и хлопья пепла, плывущие слева направо.
Где-то я видел похожие ленты, голубые, танцующие в воздухе, подумал Леон. Ну конечно, дракон на чайнике Ди, каждый день на него любуюсь.
Дракон свил и развил кольца, заплясал, засновал среди длинных облаков, сшивая небо и землю блистающим знаком бесконечности. Один глаз у дракона был золотой как жизнь, другой — синий, как смерть.
* * *
Дзе-е-ень!
Прозрачная фарфоровая чашечка выпала из рук и грянулась о столешницу, расколовшись, будто переспелый орех, на две половинки. Дымящаяся лужа стремительно разлилась по лаковому столику. Закапала с краю, прямо на колени под бело-голубым чеонгсамом. По тисненому шелку поползло пятно, но графу было не до кипятка из разбитой чашки.