Летевший полным скоком вдоль Ордынки Сарыхожа остановил лошадь, крикнул по–своему. Тотчас же ему подали копье. Когда брал мурза древко, на солнце сверкнули самоцветы, на каждом пальце по одному, по два перстня. Попятив лошадь, мурза свистнул, лошадь прижала уши, рванулась вперед. Сарыхожа с налету пробил копьем дно ведерка, пригвоздил его к земле и ускакал довольный, слыша позади громкий шепот слуг, хваливших меткий удар, но не слышал посол русских слов, посланных вслед:
— Богатырь! С копьем на бабье ведро напал. Испортил ведерко, собачий сын.
Еще глядели в щелку тына испуганные женские глаза, еще не решалась хозяйка выйти, подобрать изуродованное ведерко, когда к калитке подошел человек, властно постучал.
Хозяйка робко подняла щеколду. Человек шагнул во двор.
— Зови мужа.
Женщина торопливо пошла в избу, а человек тем временем вытащил из–за пазухи измятый свиток, развернул, повел пальцем по бумаге. На крыльцо вышли хозяева. Чиркнув ногтем под строкой, человек спросил:
— Ты Васькой Кривым прозываешься?
— Я, государь.
— Ямщик?
— Ямщик.
— Два алтына с тебя.
Ямщик попятился:
— Чур меня! Аль ты, писец, белены объелся? Взгляни в свою грамотку, недоимки за мной нет. Все дани выплачены. Ты взгляни.
Но писец уже свернул свиток, отвечал равнодушно, с зевком:
— Тоже сказал, «недоимки нет»! Нешто я за недоимкой пришел? Великий князь Дмитрий Иванович приказал собрать Черный бор, то есть со всех вас, черных людишек, поголовную дань взять.
— Да за что?
— Очи есть, так гляди, — писец кивнул в сторону улицы. Сквозь раскрытую калитку виднелось воткнутое в землю татарское копье.
— Да нет у нас двух алтын!
— Все так говорят. Ты прислушайся.
С соседнего двора доносились всхлипывания, по всей Ордынке слышались крик, плач, ругань.
Васька посмотрел на жену, на писца, вздохнув, пошел в избу.
Писец присел на скамейку, вынул ножик и принялся обстрагивать палочку. Ямщик все не выходил.
— Сходи, поторопи мужа, — приказал хозяйке писец, но тот вышел сам, протянул писцу деньги. Взглянув, писец нахмурился.
— Тебе, Кривой, что сказано? Два алтына, а ты алтын без векши [263] даешь. Мало!
Голос Васьки Кривого дрожал:
— Батюшка, государь, помилуй… нет у меня больше. Нет!
— Коли нет, продай чего. Вон купец едет. Эй, почтенный!
Купец подъехал, замотал повод о столб, вошел в калитку по–хозяйски, как к себе на двор. Васька встретил его злым смехом.
— Иди, купец, в избу. Выбирай в моих хоромах чего хошь!
А купцу хоть бы что, привык. Отстранив Ваську, вошел в дом, острым взглядом окинул всю горницу, вышел во двор, спустился в подклеть. Криво ухмыляясь, Васька шагал за ним следом. Купец, не проронив ни слова, вышел наружу, обратился к писцу: