— Пошто звал? Мужик гол как сокол.
— Так–таки ничего?
— Битые горшки да тряпицы, да старый ухват, да драная уздечка — вот и все его богачество.
— А в долг дашь? — спросил писец.
— Почему не дать. Пиши кабальную запись. С алтына за лето алтын росту.
Васька толкнул с крыльца торгового гостя. Захрипел:
— Запись! Ушел я от кабалы Митрия Суздальского, а ныне ты, писец, меня в купецкую петлю суешь. Не на того напал!
Но писца Васька не пронял, ответил он Ваське с угрозой:
— Князь Дмитрий Иванович приказал брать дань без пощады. Поработаешь лето, сил не жалеючи, вот денежки и скопишь, авось, бог милостив, и расплатишься с купцом.
— Так ведь он мне еще чего–нибудь насчитает.
— Не без того. Ты сразу три алтына припасай. На то и лихва.
— Не бывать тому! — закричал Васька и полез на писца с кулаками. — Ах ты, баскак!
Писец легонько оттолкнул его, сказал без шума:
— Негоже такие слова говорить. Баскак! Цари ордынские баскаков на Русь посылали дани брать. Баскак, по–нашему, — давитель…
— Ты и есть давитель! Ты…
— Помолчи, пока цел! Сказано — брать дань без пощады. Со всех берем, и здесь, в Москве, и по другим княжествам. Ты Дмитрия Суздальского поминал, с него Дмитрий Иванович полторы тыщи рублев [264] требует. Тоже, значит, с хрестьян драть будут. Слыхать, по полтине с деревни. А ты не упирайся, спасибо, что еще так обошлось, а сел бы Михайло Тверской на Великое княжение, тогда бы с баскаками спознался, взвыл. Великая истома была б.
Васька закрыл лицо заскорузлой ладонью, молчал. Слышал он писца или нет, кому о том знать. Стоял, дышал тяжело. Писец, выждав, спросил:
— Ну как? Писать кабальную запись? Только ты мне за труды денежку дай.
Васька с силой швырнул на землю все свои медяки.
— Грабь, крапивное семя! Грабь!
Жена бросилась на колени, торопливо собирала монеты, испуганно взглядывая на писца. Протянула ему монету, сказала сквозь слезы:
— Пиши нам кабалу, пиши. А ты, Вася, не кручинься. Я в поденщицы пойду, на огородах работать. Потрудимся — авось, выплатим и долг и лихву. Ставь крест на грамотке, ставь, Васенька.
Васька трясущимися руками поставил крест.
— Ну вот и ладно. — Взяв выстроганную палочку, писец сделал на ней две зарубки и, расколов бирку вдоль, протянул одну половинку Ваське.
— Держи, Кривой, не потеряй, смотри, чтоб с тебя другой писец снова денег не спросил. Тоже и среди наших найдутся ловкачи. Прощай.
Васька не ответил. Он так и остался стоять с зажатой в кулак половиной бирки. [265]
Мешаясь с плачем и проклятиями, издалека, с ордынского подворья, летели над Ордынкой, над горем и бедой русских людей нестройные пьяные песни.