Уже совсем стемнело, когда Семен выехал из Переславля. Он еще на стене, прикидывая и так и этак, наконец догадался, куда ушли враги.
«Уходили они от Переславля, по берегу огибая озеро, а напротив Переславля из озера Векса вытекает. Дойдут до нее и пойдут вдоль, не станут же они через реку в разлив переправляться. А там и до озерка до Сомина недалече, а за озерком та ж река зовется Нерлью, и течет Нерль к Волге, а за Волгой Кашин».
Туда, к Кашину, и направил коня Семен и не ошибся. Еще не потух закат, когда на берегу Нерли увидел он первые костры. Пустив коня неторопливым шажком, Семен ехал не таясь, потому никто и не окликнул его. У костра говорили не по–нашему.
«Значит, в самом деле набег литовские князья учинили. Кому же другому быть — повадка Ольгердова, любит он напасть врасплох».
Так думал Семен, а сам все ехал, слушал, наконец до ушей долетела русская речь. Семен остановил коня, нарочно долго копался, привязывая повод. Со стороны взглянуть, никак не подумаешь, что каждая жилка в нем напряжена, что глаз зорок, ухо чутко. Увальнем, косолапо подошел к костру.
— Дозвольте, други, к огоньку присесть, устал я ноне, как пес.
Люди раздвинулись. Семен видел: приглядываются. Пусть.
— Издалече ли едешь?
Семен взглянул украдкой. Спросил, видимо, десятник: доспех на нем настоящий, воинский, а остальные вооружены кто чем — мужики.
— Издалече, — ответил Семен и понял: люди ждут, что он дальше скажет. «Молчать нельзя!»
— Тверич я, послан князем Михайлой Александровичем к вам, да вот позаплутался, мало к переславцам в лапы не попал… — Опять взглянул. «Поверили…»
Десятник спросил:
— Грамота у тебя?
— Нет, на словах велено передать. — А в мыслях: «Обошлось, и этому поверили. Гонец без грамоты — дело обычное».
— Кому передать? Кого ищешь?
— Ольгерда Гедеминовича, — ответил Семен и сразу понял, что сказал не то, но было уже поздно.
— Ты, друг, и впрямь заплутался, далече тебе до Ольгерда Гедеминовича скакать, в Литве он, а здесь с нами брат его Кейстут.
Семен попытался свалять дурака.
— Какого Ольгерда? Я к Кейстуту еду. Неужто я Кейстута Ольгердом назвал? Уж эти мне литовские имена.
Говорил, а сам вглядывался в улыбающееся лицо десятника. Но мало что было видно, сидел десятник за костром, и смотреть приходилось сквозь огонь. Так и не успел разглядеть Семен, какой торжествующей стала улыбка десятника.
Сзади лязгнула сталь. Семен осторожно оглянулся. За спиной трое. И мечи успели вынуть. Худо! А десятник подходит осторожно, бочком, в руках у него ремень.
— Ты это брось, князю пожалуюсь, — прикрикнул Семен, но десятник ответил с коротким смешком: