Александр Аввакумович, теряя силы, упорно подгребал к берегу. Вот и дно. Встал, отплевываясь. С берега навстречу сбежала женщина, зайдя по колено в воду, крикнула:
— Давай руку…
Вытащила, посадила на прибрежный песок и пошла прочь. Сашка опустил голову на согнутый локоть, закрыл глаза, чтоб не видеть, как и Волхов, и Новгород, и бегущие с моста боярские холопы кружатся в диком хороводе.
«Лечь бы, отдышаться. Но нельзя! Нельзя! Надо понять! Что понять, что понять?..» Наконец пришел ответ: «Понять, кто вытащил из воды!»
Женщина успела уже подняться по скату берега, когда он рванулся за ней следом.
— Малаша!
Тронул нестерпимо болевший затылок, вихляясь из стороны в сторону, побрел по Малашиным следам и не устоял, подкосились ноги, упал лицом в песок. Будь он в полной силе, не остановил бы его крик Малашу, но сейчас, оглянувшись, увидев, что лежит он ничком, Малаша шагнула обратно, шаг этот и решил ее судьбу. Против воли оказалась рядом с Сашкой, силясь поднять его, встретилась с ним взглядом. Отступила на шаг. Холодными, мокрыми ладонями зажала горящие щеки, глядела, глядела, глядела в Сашкины воспаленные глаза, в которых вновь засветилась знакомая и милая для нее буйная удаль.
— Вспомнила, стерва… — Сашка добродушно обругался. Она только мигнула, а Сашка вдруг с нежданной лаской добавил:
— Любушка моя…
Ни Александр Аввакумович, ни Малаша не видели, что на мосту, сейчас уже опустевшем, стоит, опершись локтями в перила, Юрий Хромый. О чем шел разговор там, на прибрежном песке, Юрий не слышал, но понять было немудрено.
Понял все и Горазд, когда, подойдя к Юрию, он раскрыл рот, чтоб спросить:
«Ты, боярин Гюргий, с чего эдак побледнел? Аль на мосту помяли? Так ты, кажись, не дрался». — Но, проследив за взглядом Юрия, он так ни слова и не вымолвил, только головой покачал.
«Вот ведь беда какая! Присушила Малашка доброго человека, а сама и не смотрит на него».
Представясь, что ничего не видел, Горазд весело окликнул:
— Здорово, боярин! Дела–то как поворачиваются! Лихо побили мы боярское вече. Не часто так бывает, чтоб бояре да верха не взяли, а ныне так. Любо!
Юрий понял нехитрую хитрость Горазда, улыбнулся, словно и на самом деле весел, потом спросил:
— Ты мой заказ делать начал?
— Это ожерелье–то? Нет еще. Никак доброго жемчуга не сыщу.
— Повремени. Скоро в поход идти. Не до ожерелья сейчас.
«И дарить его некому, — про себя добавил Горазд, — Малашка и раньше твоих подарков не брала, а ныне и подавно не возьмет».
Тяжелое раздумье Юрия Хромого было оборвано радостным криком: