- Тетушка, а это?
- Ах, это… Я купила картину для тебя, Аннушка. Подумала, что она прекрасно впишется в интерьер комнаты, если повесить ее в простенке между окном и письменным столом.
- Спасибо, Александра Георгиевна.
- Не благодари раньше времени. Что если она тебе не понравиться? Вообще-то я не собиралась приобретать живопись, но когда увидела полотно, то почувствовала — это моя вещь. Такое случается. Помнишь блюдо из японского фарфора, которое мы нашли в одном из Питерских антикварных магазинчиков? Его было так неудобно перевозить, но что мне оставалось делать?!
С этими словами, Александра Георгиевна проследовала в комнату Аннушки, а нагруженная тяжелой картиной девочка поплелась за ней. Перспектива денно и нощно находиться под пристальным взглядом нарисованного на холсте безумного старика ее вовсе не вдохновляла. Впрочем, с чего она взяла, что на картине был изображен похожий на вампира старец? Возможно, упаковочная бумага скрывала что-то еще более жуткое и отвратительное. Но неприятности начались еще до того, как картина оказалась на стене Аннушкиной комнаты…
- Что это? — вошедшая в спальню тетка заметила лежавшую на кресле книжонку, брезгливо, двумя пальцами приподняла ее. — Позволь узнать, как это оказалось в моем доме?
- Это… это… — Аннушка залилась краской, потом побледнела, на светлых ресницах блеснула слезинка. — Простите, тетушка.
- Это самый настоящий дамский роман! Глупая, от первой до последней строки выдуманная история про любовь! Полгода назад мы серьезно обсуждали эту тему, и я запретила тебе читать подобные книги и смотреть "мыльные оперы". Помнишь?
- Я не хотела…
- Молчи, Аннушка! Любовь — это самообман и вредное заблуждение. Любовь — это вид психического расстройства.
- Тетушка!
Разгневанная Александра Георгиевна только махнула рукой, не желая слушать оправданий племянницы, направилась вон из комнаты. На пороге женщина неожиданно остановилась, словно к чему-то прислушиваясь. Потом, резко развернувшись, подошла к картине, которую Аннушка уже успела поставить на стул.
- Надо ее повесить… Но это противоречит всем канонам педагогики — за проступок надо наказывать, а не поощрять его подарками. Сама не знаю, зачем так поступаю… — тетка говорила негромко, будто спорила сама с собой, а потом, сменив интонацию, бодро скомандовала: — Гвозди и молоток мне, немедленно!
Когда Аннушка вернулась в комнату с ящиком инструментов, Александра Георгиевна стояла у стены, держа на вытянутых руках свое новое приобретение, прикидывая, куда именно его следует повесить. Спина в розовом пиджаке заслоняла холст, и, хотя оберточная бумага валялась на полу, девочка по-прежнему не могла видеть, что именно было изображено на картине. Беспричинная, глупая, нелепая тревога переполняла душу Аннушки. Медленно-медленно, как в липком, тягучем ночном кошмаре, она сделала шаг вперед и в сторону, пытаясь заглянуть за спину тетки.