Прошло несколько дней, и ничего не изменилось. Баррет перепрятал бочонок с золотом в надежном месте и тихо, стараясь оставаться незаметным, жил в задней комнате портовой таверны. Хозяин молчал и так же молча брал деньги. Через неделю после беседы с инквизитором Картахены англичанин снова встретил де Ланду.
— Так ты не уплыл в Лиму, как собирался?
— Не нашлось подходящего корабля. Я уже точно знаю, что ты жив и пока что выкрутился. Может быть, опасность миновала и для меня. По этому случаю возьми назад свой прощальный подарок.
Питер хмыкнул, забрал у Эрнандо кружку и тут же наполнил ее жидким вином.
— Что скажешь еще?
— Дуракам везет.
— Поясни свои соображения.
— Монахи Трибунала — известные казуисты. Они привыкли иметь дело с умницами-еретиками. Тебе повезло в том, что ты дурак, друг мой. Твои бесконечные «нет» и «не знаю» защитили тебя лучше адвоката. Однако не обольщайся. Твое дело могут возобновить в любой момент. Возможно, тебя оставили в живых как приманку для еретиков Картахены.
— Иди к черту.
— Хорошее направление. Куда мне еще бежать?
— В Лиму, как собирался.
— В случае чего они достанут меня и в вице-королевстве Перу. От их руки нет защиты.
— Что-то твое мнение стало слишком часто меняться.
— Я ведь болен, Питер, — грустно признался де Ланда. — Не знаю что, но что-то изнутри пожирает мой мозг. Я стал мало спать, то ли это проклятие бога Камаштли, которого я обокрал, ли попросту близится возвратная лихорадка.
— Давно так?
— После Теночтитлана. Наверное, Лусия могла бы вылечить меня.
— Спаси Лусию, и я уговорю ее заняться твоей головой.
— Бог мой! Я уже объяснил тебе, что подобное невозможно…
Они сидели за общим столом, у Баррета уже не было сил ни на ненависть, ни на ревность. Влечения к Сармиенто он тоже не чувствовал — только грустную жалость.
«Это судьба, — подумал он. — Поход в индейский город кое-что изменил. Чудеса, вроде вмешательства бога, не случаются просто так, за все приходится платить. Вот и заплатим».
И Ланда пьяно кивнул, будто соглашаясь с чужими, так и не высказанными мыслями.
В ранний час, в третье воскресенье месяца, ворота дворца картахенской инквизиции отворились.
Первым под утреннее небо выбрался доминиканец в черном плаще. Он высоко поднял зеленый крест, прикрытый тонкой траурной вуалью. Ветер с моря шевелил ее. Следом на площадь выбрались вооруженные члены братства помощников инквизиции. Потом появился служка с небольшим колокольчиком, четверо слуг вынесли шитый золотом балдахин, и маленький седой священник в малиновой рясе укрылся в его тени. Толпа при виде процессии почтительно опускалась на колени, особо набожные рьяно били себя в грудь.