— Отвори.
— Ты еще не понял, Питер, что силой ты ничего не добьешься? Я совсем не та, за кого ты меня принимаешь. Если не спится в полнолуние, отправляйся-ка лучше к своим подружкам в бордель.
— Пэм!
— Доброй ночи.
— Да пропади пропадом бордель Джози и ее потраченные потаскухи! — в сердцах выругался Баррет. — Посмотрев на твое личико, я их вовсе не хочу. Ты, Пэм, совсем взбесилась от гордости, я, стало быть, уже не достаточно хорош. Или тебя обхаживает какой-нибудь франт из тех, которые дерут нос, полируют ногти, нарочно коверкают слова и вхожи к подлецу-губернатору? Ты, должно быть, вообразила, что можешь заделаться настоящей леди. Остынь, птичка! Самое большее, на что ты можешь рассчитывать, — это сделаться игрушкой на час.
Баррет сел на крыльцо и прислонился спиной к запертой двери. Саммер промолчала, брань капитана бесполезно отправилась в ночь.
— Это все мираж, Питер. Ты его только что выдумал сам.
— Тогда я и вовсе ничего не понимаю, — мрачно заявил капитан. — Видно, ты из тех девиц, которые отказывают только из удовольствия сказать «нет». Должно быть, тебе просто чертовски понравилось это слово.
Девушка засмеялась. Не заносчиво, а скорее странно. Баррет не мог понять, в чем эта странность, но она была одновременно и явной, и необъяснимой.
— Знаешь, капитан, — добавила Памела, — обернись судьба по-другому, я могла бы оставаться наверху без помощи тех франтов, на которых у тебя уже готов нож. Остынь, Питер. Я поторопилась, сказав, что мне наскучило пение. Покинуть Архипелаг, вернуться на родину, прожить жалкую жизнь в захолустье? Ну уж нет…
— Ты такая же, как все женщины, тебе нужна звонкая монета.
— Свои кровавые деньги, добытые разбоем, можешь оставить себе. Ты ведь знаешь, я не взяла испанского браслета, который ты мне приносил.
— Золото это такая штука, к которой не липнет кровь. Скажи тогда, чего ты хочешь?
— Одной ногой ты уже стоишь под виселицей, а я хочу быть дамой, а не игрушкой грабителя и девушкой на час.
Баррет пожал плечами.
— Только-то? Ладно, раз у тебя такая прихоть, Пэм, ты будешь леди. Не знаю, почему ты хочешь променять теплое солнышко и свободу на скуку, но я сделаю это. Может быть, тогда ты не будешь такой колючкой.
— Одни слова. Очень много пустых слов.
— Еще никто на всем побережье, кроме, конечно, покойного Ларри Нортона, не называл меня болтуном. Ты, Пэм, единственная, кто может такое сказать, ничем не рискуя. Только ты скоро увидишь, что я не вру. Я уйду в море еще до конца недели. Не могу сказать, когда вернусь, но когда-нибудь я сделаю тебя леди. А ты поостерегись и подумай как следует, я, конечно, терпелив, но не из тех дураков, которые разрешают с собою шутить.