— Я тоже раньше думал так. Покуда в голове у меня не посветлело.
— Твои недомолвки мне не по вкусу.
— Я французский протестант. Инквизитор, который имел все шансы заняться моею душой, плыл с нами на одном корабле. Я сбежал, как только смог, предпочитая его обществу смерть в воде. Теперь ты до конца меня понял?
— Можешь больше ничего не продолжать.
Баррет криво усмехнулся.
— Что это было за судно?
— Барк с грузом серебра и десятью пушками.
— Только-то десятью? Ты давно болтаешься в волнах?
— Мне казалось — вечность.
— У нас есть возможность догнать и этот твой барк.
— Да, — скупо ответил Берне. — Я хотел бы отомстить за те издевательства, которые мы вытерпели на Гваданильяс. Эти мерзавцы развлекались тем, что метали в наших раненых копья. Знаешь, как это делается? Еще живого человека прикручивают к дереву — руки растягивали в виде креста, а туловище его служило мишенью.
Кид нахмурился.
— Человек, покуда он здоров, — довольно совершенная задумка Бога, — заявил он. — Мне не нравится, когда человеческие тела уродуют из пустого каприза. Итак, джентльмены, нам предстоит пополнить свой карман, заодно сразиться за правое дело. Это именно то сочетание целей, которое особо греет мое усталое сердце врача.
— Да будет так.
Через короткое время «Синий цветок» шел курсом на восток, пустившись в погоню за новой добычей. О Памеле Форстер-Саммер впопыхах позабыли — певица заперлась в бывшей каюте Баррета. Что творилось у нее в душе, не знал никто, да никто этим и не интересовался.
Матросы устроились на марсовых площадках. Полдень понемногу тускнел, сероватая дымка подобралась с закраины моря.
— Тут душно, — шепнул Ланцетник. — Душно и страшно, словно мне снова стукнуло шесть лет, и братец Джок на целый день запер меня в старом сундуке, который стоял в комнате с привидениями. В сундуке немного воняло мышами и лавандой. Это было сорок с лишним лет назад.
— Брось сомнения, Генри, — против обыкновения вежливо отозвался наблюдательный Баррет. — Что с тобою творится, бедный друг мой? Мы с тобой породнились почти как братья. Под ногами не дно сундука, а мои «Синий цветок», вокруг море, немного островов и очень много пустого пространства, ветер притих, может статься, этот барк с серебром — вовсе не бредни Берне.
— Ох, Питер…
— Ага, понимаю — ты, должно быть, услышал «голос моря».
— Нет, мне не нравится эта затея с погоней. И твой Берне с зарубцевавшейся раной на спине.
— Не беда. Если вместо одного барка нас поджидает флотилия — ну что ж, мое судно делает до пятнадцати узлов в час, мы оторвемся от погони. Если Берне задумал нечто подобное, ему очень скоро придется сплясать в воздухе последний танец повешенного.