— У всех ростовщиков репутация не очень-то.
— Говорили, будто тех, кто не платит этому, забирает демон. Точнее, бог. Бог индейцев, Миктлантекутли. Старик каким-то образом спутался с индейским богом.
— Что?!
— Да то, что слышал. Я заложил свою жизнь. Теперь ты понимаешь, почему я спас тебя и почему шантажировал? Срок уплаты подойдет через четыре месяца.
— Да ты свихнулся. Ни один нормальный человек не поверит в такую чушь.
— Зря не веришь, Питер, тут их земля. Кортес резал людей, но он не сумел убить бога мертвецов.
Из чащи тянуло вонью и жаром — но не влажным теплом мокрой земли и не сухим, честным огнем костра. В горячем воздухе, что опалил щеки людей, чувствовалось нечто противоестественное. Во тьме неспешно перемещались два ярких пятна — их местоположение и размер очень не понравились Баррету. Он перевел взгляд на волшебную кружку, ее цвет прямо на глазах менялся на черный. Даже Ланда, больной, разбитый лихорадкой и страхом, что-то почувствовал.
— Бог смерти! — прошептал он в испуге.
— Нет, не бог, ягуар.
Баррет вскинул пистолет и выстрелил наугад прямо в темноту. Грохнуло, хрустнуло, упало, затрещали сучья. Взвизгнул затравленно мелкий зверек. Жирно чавкнула под чьей-то лапой раздавленная зелень. Поодаль, у реки, плеснулась в жидкой грязи потревоженная «черная ящерица».
— Что это было? — тихо спросил Ланда, его колотило и от лихорадки, и от пережитого ужаса.
— Сейчас посмотрим.
Англичанин выбрал и подпалил ветку посуше. Он отодвинулся от костра и исчез из круга багрового света. Ланда, корчась, боязливо вглядывался в темноту.
— Эй, Питер!
Ему никто не ответил.
— Питер Баррет!
— Не ори, — недовольно отозвался англичанин. — Я здесь, никуда не ушел, просто нужно как следует рассмотреть добычу. Если бы не твоя лихорадка, я бы задержался утром, чтобы освежевать зверя. Шкура роскошна. Мне кажется, что при жизни он был ягуаром.
Ланда откинулся на спину и словно бы не радовался спасению. Его остановившиеся глаза с тоской смотрели в ночное небо тропиков. Потом испанец завернулся в плащ и беспокойно задремал. Лихорадка на время отпустила его, но Баррет не сомневался, что болезнь скоро вернется и возьмет свое.
Так и кончился этот день — седьмой день их длинной дороги на юг.