Вечером, когда яростное солнце опускается за горы Лос-Тустлас, ingles выбирается на галерею госпиталя, кладет сильные ладони на перила и, так же как и священник, неотрывно смотрит в сторону моря.
Смеркается. Жара уходит. Свежестью веет с гор, и вместе с этим дуновением незаметно является тревога. Она настойчиво преследует метиса. Унылый Франчо бредет в свой дом, к робкой покорной жене, к миске с едой и гамаку. Метис цепляется за привычное, но с некоторых пор у него ничего не получается.
Покой уже раздавлен и мертв. Врач знает об этом, ему тревожно, грустно и очень одиноко.
— Так вы действительно англичанин, сеньор? — спросил Баррета Нариньо.
В мягкий час вечера они вдвоем сидели под крышей галереи самого большого дома деревни. Неподалеку в пыли возились тощие куры местной породы. За хребет Тустлас катилось усталое солнце.
Баррет немного отпил из своей кружки. Травяной отвар казался безвкусным.
— Да, я сам родом из Плимута, а жил на Скаллшорз.
— Пират?
— Хотите донести, святой отец?
— О нет. Ваши поступки — дело вашей совести.
— С точки зрения властей Новой Испании я преступник.
— Должно быть, так. Но я не страшусь вас — со мною моя вера. К тому же мы раньше встречались.
— Совсем не помню.
— На Шарк Айленд.
— Каким образом вас туда занесло?
— Сначала я обосновался на Гранд Авилии, потом попросил одного нетрусливого капитана перевезти меня на английскую часть Архипелага. Хотел приобщить пиратов к истинной вере.
— Ну и получилось?
— Не особенно. Олаф Ульссон, который тогда заправлял делами на Шарк Айленд, мне не обрадовался. Он сказал, что святые братству не нужны.
— Он прав. А вы, святой отец, — рискованный человек.
— Вы, пираты, можете убить мое тело, но душа не боится, потому что она бессмертна.
Баррет засмеялся.
— Ну нет. Я не так глуп, чтобы хоть пальцем тронуть пастыря, за которого горой встанет целая деревня в три сотни здоровенных индейцев. Меня кое-чему научил пример Олоне.
— Что вы имеете в виду?
— Олоне был пиратом на Тортуге до тех пор, пока не попал в руки дикарей. Беднягу убили самым неприятным способом, а после смерти сожрали, зажарив.
Нариньо передернуло.
— Моя паства — христиане. Тут не случается ничего подобного.
— Зато ваши люди вас любят. И тут даже подросток легко попадет в чужой висок стрелой.
На этот раз улыбнулся священник.
— Я уже понял, что спор с вами не имеет смысла. Вы из тех бессердечных людей, которые, поступая в «береговое братство» пиратов, клянутся на библии в верности другим таким же бандитам, а если библии нет под рукой — на абордажной сабле, после чего нарушают все заповеди до единой.