— А меня Ликой зовут. А тебя?
— Лешка, — сказал я. — Молчи теперь, береги дыхание, нам еще далеко.
— Ага, — сказала козявка и замолчала. Правда, ненадолго. — Это меня мама так назвала, Ликой. Вообще-то я Анжелика. А кто Анжеликой назвал, я не знаю. Наверное, Бог. Мне такое имя не нравится, Анжелика. Длинное.
— Молчи, сказал! Задохнешься.
— Ага.
Минут через пять снова:
— А эти дяди в поезде, которые хулиганничали и Baccy убили. У них трудное детство было, да?
— Да, — твердо ответил я. — У них было очень трудное детство. И у тебя будет, если ты сейчас же не замолчишь.
— Ага. А Васса… я сейчас быстренько скажу, чтоб ты понял, а потом опять замолчу, честное слово! Васса — это тетя, у которой я живу, потому что папа с мамой в командировку уехали. Мы в городе живем, а она в деревне. Она мне даже не тетя, а так, родственница. Я ее не люблю, потому что злая, но все равно жалко.
Я даже остановился. Чтоб не как-нибудь, походя, по шее ей врезать, а по-настоящему, от души, чтоб надолго в памяти запомнила. Лицо у нее было маленькое, растерянное и очень серьезное, и она немножко себе внутрь смотрела — не как те, которые на вокзале, а так, немножко, но мне все равно очень не понравилось.
Козявка тоже посмотрела на меня и тоже остановилась.
— Все-все, я молчу. Все сказала, что хотела, а теперь буду молчать.
Я сказал:
— Привал.
И мы одновременно рухнули в мокрый мох, потому что очень устали. Козявка сказала:
— Мне что-то холодно. Все-все, я молчу.
— Когда холодно, это значит, что требуется сугрев, — повторил я одно из идиотских дяди-Витиных изречений, придвинул ее к себе и обнял. Она тоже прижалась. Сразу стало теплее. Правда, не так, чтоб намного, ночи в мае жаркими не бывают, но все-таки. — Во как, — сказал я.
— Ага, — сказала козявка, — Здорово.
И хотя мы с ней жуть продрогли, хотя голод и жажда вдруг стали мучить, раньше как-то не до них было, заснули сразу. Проснулись, когда светать начало, в это время всего холодней, прям колотун.
Я стал ладить костерок, потому что вечная зажигалка всегда с собой, это закон. Потом сходил насобирал морошки, принес:
— Угощайся.
— Спасибо, — говорит, — я не буду. Я лучше конфетки.
— Конфетки, конечно, лучше, — говорю, — да где ж их взять?
Тут она меня огорошила:
— А у меня их целый мешок, в дорогу насобирала. И вода есть, хочешь? Только она не сладкая, сладкой не было.
— Чи-вооо?!
Я покачал головой — ну и дура! Целый мешок конфет у нее, да еще и вода «несладкая», а она молчала. Взял ее рюкзачок, расстегнул посмотреть — и правда! Гора конфет разных и баклажка пластиковая с водой. Хотя она маленькая была, баклажка эта, грамм на сто пятьдесят. Но это неважно, с водой в лесу проблем нет, да и с едой тоже, если умеючи, а для меня он сызмальства дом родной, не пропаду. Тем более конфеты, они хоть и не еда, но аппетит здорово отбивают.