Пожевал конфет с морошкой, пару глотков воды сделал, встали, пошли.
Козявка помолчала-помолчала, потом говорит:
— А я вопрос задам, можно?
— Можно, сейчас не задохнешься, ведь мы сейчас не быстро идем, так что задавай свой вопрос, — отвечаю.
— А куда мы идем?
Это был самый главный вопрос, и отвечать мне на него совсем не хотелось. Но я ответил:
— Мы в деревню ко мне идем, называется Пестимьяново. Там и еды полно, и огороды, и скотины всякой хватает. Собаки, правда, злые, но они меня знают. Проживем не бойсь, очень хорошо проживем.
— Как же это? — спрашивает козявка. — Ты ехал-ехал от своей деревни, на поездах всяких или, там, на машинах…
— На автобусе. Тьфу ты, черт, в автобусе ехал, а не на автобусе.
— Вот я и говорю — все равно долго ехал, а теперь пешком дойти собираешься. Как это? Ведь машины же быстрее, а ты медленней.
— А они нас везли на перрон как раз с той стороны куда потом мы на том вагоне служебном ехали, я сразу заметил. Мы как раз в сторону Пестимьянова ехали,же к югу живем от станции. Так что дойти можно, но идти, конечно, придется долго.
Я говорил ей чистую правду, только не всю. Это очень удобно — говорить правду, но не всю. Вроде бы и не соврал, но и серьезного ничего не выдал. Я не сказал ей, что вообще не знаю, сколько километров — пятьдесят? сто двести? — до моей деревни и в какую сторону к ней над идти. Я не сказал ей, что заблудился и нахожусь в полно; недоразумении, что у нас никаких шансов выбраться, разве что чудом наткнемся на какую-нибудь дорогу, что деревни в этих местах — редкость, уединенно живем. Я не сказал ей, что мы даже как следует заболеть от холода и голода не успеем до этих взрывов, ну а уж после взрывов тут вообще ничего не останется. Я в детстве с папой, когда он еще от нас не сбежал, однажды на разработки по ехал, так что видал я собственными глазами, что взрывы делают. И это были обычные взрывы, а атомные, я думаю еще посильнее будут.
— А взрывы? — спрашивает козявка. — Они нас убьют?
— Еще чего! — говорю. — Там у нас геморрой один жил богатенький. Когда о взрывах заговорили, так он в пять секунд смылся. У него дом остался — громадный каменный, а в доме подвал с припасами, тоже каменный или даже железный, его никаким взрывом не возьмешь годами жить можно.
Я опять не соврал и не сказал правды — сам-то я не видел того подвала, только слышал, как болтали о нем в деревне. А могли и соврать, чего только о том геморрое в нашей деревне не сочиняли. Но это было неважно, я понимал, что все равно не дойдем мы с козявкой до Пестимьянова.