– А ребенок? – тетка почему-то перешла на шепот.
– Это уж, как Бог даст… но с медицинской точки зрения, ситуация такова – либо мать, либо дите.
– И ничего нельзя сделать?
– Думаю, нет. Гибель мужа подорвала жизненные силы беременной женщины, и в таком состоянии вашей племяннице не пережить родильной операции.
– Варин муж не погиб! Мы уверены – он находится в плену и скоро вернется.
– Дай бог, дай бог! Только и вы извольте войти в мое положение, сегодня я делаю все что могу, но… – опять возникла пауза, во время которой Глаше захотелось выбежать в прихожую и встряхнуть этого медлительного старикашку от всей души, чтобы не мучил бедных женщин.
– Что? – тетка прервала молчание, по тону вопроса, как видно имея схожие с Глашей намерения, потому что металл, который послышался в ее голосе, вынудил доктора скорее продолжить:
– Все свои жизненные силы ваша племянница добровольно отдает ребенку, и когда придет время, у нее для себя ничего не останется. За свою долгую практику я несколько раз видел такой взгляд у беременных, и все они потом… ну, вы меня понимаете…
– Нет, не понимаю! Как не понимаю вашего отношения. Если вы хотите отказаться – мы найдем другого…
– Нет, нет, что вы! – доктор испуганно перебил тетку. – Я только хотел предупредить… я ведь обещал супруге Михаила Александровича, что сделаю все, что смогу…
– Вот и делайте! А эти заупокойные мысли выбросьте из головы.
После ухода доктора тетка сразу ушла в гостиную и довольно долго сидела там одна. А Глаша, сидя в это время около спящей Вари, беззвучно плакала. Плакала, потому что эта война убивала не только мужчин на фронте; она убивала в тылу их женщин, которые, оказавшись один на один со своею бедой, были не в силах с ней справиться и медленно и тихо угасали, иногда даже не пытаясь сопротивляться. Только сейчас, в свои неполные тридцать лет Глаша осознала, что планирование своей будущей жизни такое же бессмысленное и безнадежное занятие, как и сожаление о прошлом.
После отъезда тетки Глаша решила поделиться этими мыслями с Варей. Но, возможно, девушка выбрала не лучшее время для подобных откровений. А может, скупость словарного языка Глаши и ее неспособность правильно аргументировать и выстраивать мысли в логическую цепочку и привели к совершенно иному эффекту…
Это случилось ночью в самом начале декабря. В три часа пополуночи уставшая Глаша решила прикорнуть на оттоманке рядом с кроватью Варвары. Снежная буря, которая бушевала в Петрограде уже несколько деней, утихла. Звенящая тишина установилась во всей большой квартире Нелюбовых, и Глаша, засыпая, отчетливо слышала, как стучат часы в гостиной, а в столовой зашебуршились мыши: