— Вот именно! — крикнул кто-то.
— Браво, Забор!
— Ну, выдал! — восторженно шепнул Авга.
— Да-а! — согласился я, в который раз убеждаясь, что есть в нашем Заборе та закваска, которая делает его истинным комсоргом и которая не зря приводит в трепет Шулина.
Вошла быстрая и сосредоточенная историчка Клавдия Гавриловна, и урок начался.
После звонка мы перебежали в кабинет иностранного языка, и заинтригованный люд окружил стол Забровского и Садовкиной, мигом образовав над ним этакий двухъярусный кратер. Наташка смутилась, что оказалась вдруг в самом центре внимания, и вскочила, мол, я тут ни при чем. А мне, наоборот, хотелось именно туда, в жерло этого вулкана, и я даже имел право на это, но запоздало лезть в середку было слишком демонстративно. Я оттянул от толпы к окну Шулина и растолковал ему, в чем дело. Авга отнесся к анкете с неожиданной прохладцей. Оглянувшись на шумящую кучу-малу, словно не веря, что и там говорят об этом же, он разочарованно протянул:
— У-у, а я думал, что-то путевое!
— Это зависит от нас: поставим путевые вопросы — получим путевую анкету.
— И о чем спрашивать?
— О чем хочешь. Что волнует.
— Меня многое волнует.
— Вот и формулируй.
— Хм, формулируй!
— Или вот что, Авга, слушай! Давай для старта я тебе дам пару готовых вопросиков. — Я вынул из кармана бумажку. — Вот они. Старт и тебе нужен и всему классу, потому что когда начнется собрание, все будут раскачиваться и оглядываться друг на друга, а мы с тобой поочередно — бэмс, бэмс! И пошла цепная реакция! Главное — затравить. Понял?
Авга взял листок, прочитал и воскликнул:
— Ого, вопросики!
— А что?
— «Кто умнее: девчонки или мальчишки?» Да мне такого в жизнь не придумать! Сразу поймут, что я белены объелся! Или что меня подучили, как дурака!
— Наоборот, чудак! Все только ахнут: ого, скажут, ай да Авга, ай да Спиноза!
— Ну ладно. Забор поручил?
— Забор. Поручил мне, но я и тебя привлекаю.
— А не влетит тебе?
— Нет, за работу с массами обычно хвалят… Да и вдвоем надежнее. Мигом собрание кончим!
«И я успею на свидание!» — обрадованно спохватился я.
Пряча листочек, Авга спросил:
— Эп, а вдруг, того, мы скажем, а все молчок?
— По второму разу скажем.
— И опять молчок?
— Ну уж?
— А вдруг?
— Тогда не знаю… Тогда пусть сам Забор скажет. А что мы еще можем сделать? Сальто-мортале?
— А может, еще кого уговорим? — плутовато предложил он. — Уж работать с массами, так работать!
— Третьего?
— Ага. Вопросы еще есть?
— Есть?.
— Ну и давай. Бог троицу любит! — с заговорщицким азартом заключил Шулин.
— А кого?
Мы осмотрелись.
Васькин вулкан продолжал клокотать. Сгрудились все, кроме Вани Печкина, который, заткнув уши, зубрил английский. Или он дома не учил, или у него память никудышная, но Ваня Печкин долбил учебники из перемены в перемену: даже когда дежурный выгонял его, чтобы проветрить класс, он прихватывал книжку с собой. Каким-то испуганным был у нас Ваня Печкин и первую половину каждого урока, то есть во время опроса, сидел, как приговоренный, — сжавшись и чуть ли не дрожа. Он так и напрашивался на высмеивание, и в общем-то мы подсмеивались над ним, хотя не особенно зло, но считали его серой личностью.