Раввин Шолом похлопал его по плечу, успокаивая. Он показал торговцу табличку:
— Окажи мне услугу, Хасан, пусть твой слуга отнесет эту штуку тамплиерам. Патриарх, правда, велел это сделать мне самому, но ты ведь знаешь…
Пока он вырезал своей палочкой на табличке перевод, углы его рта горестно опустились.
— Я бы никогда не простил патриарху этого, будь я евреем! — гневно воскликнул Хасан, ибо ему, как и всем, было известно, что ни один благочестивый еврей не смеет ходить по Храмовой площади: смирение не позволяет зайти на место, где некогда находилась святая святых Храма, даже, несмотря на то, что со времени разрушения Храма прошло уже более тысячи лет.
— Патриарх болен, — сказал раввин, — поэтому ему нужен был кто-то, на ком он мог бы разрядить свое дурное настроение. Кроме того, сегодня на редкость душно. Разозлился же он не на меня, а на главного тамплиера, но того не оказалось под рукой.
Раввин вышел на улицу и тут же отпрянул назад. Внезапный порыв ветра поднял облако пыли прямо ему в лицо.
С пропыленными лицами и с растрескавшимися губами рыцари-монахи возвращались с путей паломников. Они устало слезали с коней и разминали ноги, затекшие от верховой езды. Без слов, одними кивками они просили снять с них кожаные шапки и взять оружие.
Эсташ снял куртку с господина де Монбара и, высоко подняв указательный палец, дал ему понять, что сегодня особенный день. Но еще до того как господин де Монбар успел поинтересоваться, что же сегодня за день, подошел господин де Мондидье. Он спросил как всегда нетерпеливо:
— Нет ничего связанного с надписью?
Каждый понимал, что он имеет в виду восковую табличку. Эсташ посмотрел на него большими глазами и кивнул головой: теперь перевод, который с таким нетерпением ожидал господин де Мондидье, был у них.
Как раз накануне сириец послал к ним слугу с табличкой. Эсташ чуть не вырвал ее у него из рук и спешно прочел перевод еврея. Его сердце забилось громко и учащенно. «Теперь, — думал он, — теперь должны действительно начаться поиски, а которых говорил аббат из Клерво. Ибо совершенно ясно, что этот текст имеет какое-то отношение к тайне».
Рыцари-монахи заторопились вслед за Эсташем в комнату в башне, чтобы тотчас же услышать, что прочтет на табличке господин де Пайен. Но тот лишь бегло поглядел написанное, поднял голову и долго смотрел через бойницы на пыльный смерч, бушевавший на улице.
Только тогда, когда люди, стоявшие за ним, начали притопывать ногами от нетерпения, он обернулся и передал им табличку.
Тот, кто ищет воду, заблуждается
Пьер возвратился после работ у Яффских ворот и спустился в полую колонну, охваченный любопытством относительно найденных в ней письменных знаков, о которых ему рассказывали рыцари. Он должен был убедиться в этом собственными глазами, ибо никогда в жизни ему не приходилось еще слышать о колодце, на дне которого была бы обнаружена надпись. Но на Востоке, очевидно, встречаются удивительнейшие вещи! Он сразу же нашел надпись, но вдруг она показалась ему не столь важной, взгляд его упал на два отверстия, в которые можно было просунуть большой палец.