Тяжело сглотнула.
НУ, НЕ ВЕРЮ! НЕ ВЕРЮ Я!
— Мигель, — но все равно веду эту игру…
— Ох, Мигелюшка. Лет двадцать ему было, когда Луи обратил его.
— Шон?
Нервно хмыкнула.
— Шон… Ему было двадцать, когда стал… А знаешь, знаешь, почему мы поженились только через пятнадцать лет после знакомства?
— Нет.
Загадочная улыбка. Загадочная, но целиком сквозящая печалью и болью.
— Потому что я сама лично его приговорила… к пятнадцати годам погребения под землей… vivi sepultura… Справедливость? Разве это было справедливо? Знаешь, — замерла на мгновение, перебирая воспоминания, подбирая слова, — я, когда его первый раз увидела, то сразу захотелось голову свернуть ему. Весь такой скользкий, алчный, вертлявый, самовлюбленный, горделивый жук. Но потом, потом, как узнала ближе… то, как он душой и телом постоял за друга, друзей… Это просто нечто. Казалось, как такой хитрый, эгоистичный, всегда добивающийся своего, экземпляр, мог вот так легко… предложить свою жизнь во имя друга. — Пристыжено хихикнула. — В общем, еще на суде… у меня крышу повернуло не в ту сторону. Кораблик мой… поплыл вспять, борясь с течением. Пятнадцать лет ходила я день у день… к нему на могилку, тихо моля… простить меня. Я знала, знала, что он меня не слышит, и даже не знает, что я рядом. Но ходила… Больная? Больная. Сумасшедшая, влюбленная дура. Боже, Асканио уже не раз срывался… раскопать Шона и четвертовать… за это МОЕ помутнение. Представляешь? Лишь Матуа, твой отец, меня поддерживал все это время. Не давал отчаиваться. А потом, потом, как только я поняла (а мне приснился вещий сон), что Шон сегодня… (тогда, два года назад) очнется и выберется из могилы, спадут оковы vivi sepultura, я… я СБЕЖАЛА. Собрала вещи и… уехала в Рим. Сбежала. Было невыносимо страшно осознавать, что все эти… пятнадцать лет я ЛЮБИЛА того, кому… даже, может, и не нравлюсь. Представляешь? Я жила надеждой, у которой даже СЕМЯ не было.
Тяжелый вдох.
— Знаешь, чего в те дни мне больше всего не хватало?
— Чего?
— Бренности… Обычной человечной смертности. Когда отчаяние окончательно захлестнуло разум, я попыталась покончить с собой, — (нервный смешок) — Чего я только не вытворяла, что не попробовала. Но жизнь теплилась во мне, разгораясь еще ярче, с болезненной силой. Даже кол в грудь…. меня не мог убить, не мог лишить сознания. Я была заключена оковы Вечности и Безумия. В бессмертном флаконе. В тот момент мне было хуже, чем когда… сто лет тлела под землей…. сто лет. Ожидание, ожидание приговора — … это невероятно больно. Больно…
Замерла. Затихла.
— А дальше?