Сенатор печально вздохнул.
— Жаль, что твой отец не может подтвердить мои слова.
— Уверен, вы говорите чистую правду, — сказал центурион. — Возможно, я помню Либо. Но я был очень мал и не обращал внимания на друзей своего отца.
— Со всем уважением, Гай, но какое счастье, что твой отец не видит того жалкого спектакля, который Тиберий разыгрывает перед Римом. Дело Либо было только началом. Сейчас нами правит человек, наводящий ужас, опьяненный властью, скатывающийся к грубым непристойностям. Он превратился в деспота, и мы единственные, кто испытывает по этому поводу чувство вины.
Выдержав уважительную паузу, Марк Либер произнес:
— Отец, если тебя так сильно огорчает Тиберий, почему ты пригласил его на недавние игры?
Прокул всплеснул руками.
— Последняя тщетная попытка уладить разногласия. Я знал Тиберия еще в те времена, когда мы оба были молоды, и тогда я им восхищался. Он был отличным солдатом, и я очень на него надеялся. Я думал, что прошлое поможет решить текущие противоречия.
— Он стал твоим врагом, отец?
— Я не могу молча сидеть и чувствовать себя спокойно. Человек, ведущий общественную жизнь, должен думать о потомках. О будущем следует говорить сейчас.
— Ты выступал в Сенате?
— У меня репутация хорошего оратора, Марк.
— И сколько сенаторов на твоей стороне?
Прокул сделал паузу, потом пожал плечами.
— Их можно сосчитать по пальцам одной руки.
Последовала долгая, тяжелая пауза; наконец, сенатор встал, подавил зевок, прикрыв рот рукой, и объявил, что настало время спать. Солдаты встали и обняли его.
— Чем вы завтра займетесь?
Марк Либер улыбнулся:
— Отправимся за город.
— Марк хвастался вашими лошадьми, — сказал Гай Абенадар.
Тут они заметили, что я сижу в углу, стараясь держать глаза открытыми, чтобы не уснуть.
— Ликиск! — поразился сенатор. — Ты должен был лечь в постель еще час назад!
Я вежливо ответил:
— Да, господин.
— Так иди! — рявкнул Прокул знакомым тоном, в котором звучали одновременно нагоняй и любовь.
Когда я уходил, Гай Абенадар сказал:
— Не опасно ли, что мальчик слышал наш разговор?
— Ни в коей мере, — твердо ответил сенатор.
Марк Либер согласился:
— Ликиск — член нашей семьи. Он заботится о моем отце так, словно это его отец.
— Он и тебя любит, Марк, — сказал сенатор.
— Я тоже его люблю, — ответил Марк Либер.
Эти слова еще долго не давали мне уснуть, и когда, наконец, я все же погрузился в сон, Морфей напевал мне их снова и снова.