Я тщетно высматривал путь вниз, ища секретную тропу Витурия и надеясь, что он сочтет меня достаточно надежным, чтобы взять с собой, решив бежать на свободу.
Эти уединенные прогулки продолжались неделями; мое одиночество нарушали только ночные визиты Витурия, дневные беседы и походы к Цезарю ради удовлетворения его прихотей. Если какие-то обитатели этого борделя и были тронуты словами Витурия обо мне, никто из них не смог преодолеть разделявший нас барьер страха. Все они были очень привлекательными: мальчики — самыми соблазнительными, девушки — самыми симпатичными. Меня к ним тянуло, но они были безумно далеко.
И все же я выбрал одного мальчика, за которым начал наблюдать, понимая, впрочем, что могу делать это только на расстоянии.
Витурий назвал мне его имя — Луций.
— Отец его кому-то продал, а тот человек отдал его Цезарю. Он здесь примерно год, чуть меньше меня.
— Сколько ему лет? — поинтересовался я.
— Около четырнадцати.
— У него еще есть время, прежде чем его бросят с утеса, — пробормотал я.
— Он красавчик, ничего не скажешь.
— Вроде он не так меня боится, как остальные.
— Почему ты так считаешь?
— Он пару раз мне улыбнулся.
— Может, тебе стоит с ним поговорить? Может, он больше стесняется, чем боится?
Юноша жил с четырьмя другими довольно обыкновенными мальчиками. Их домик был вдали от моего; между ними стояло три других постройки. Витурий находился в этом просторном доме, когда туда зашел Цезарь и принял участие в представлении четырех его обитателей. Четверка его удовлетворила, сообщил Витурий, но изобретать сюжет они не стали, просто выполняя инструкции Тиберия.
— Ты прав относительно Луция, Ликиск. Он из них самый лучший. В нем есть красота, хотя и простонародная.
В его голосе я заметил некоторую ревность.
Луций был одарен игривой красотой, проявляющейся, когда мальчик постепенно превращается в юношу: тело начинает крепчать, тонкие мальчишеские руки меняют форму, становясь мускулистыми, грудь округляется, соски начинают выпирать, словно дерзкие почки, плечи становятся шире, в паху растут волосы, на щеках появляется пушок. Волосы Луция были черными. О цвете его глаз я мог лишь догадываться и выбрал зеленый. Пока что он не вытянулся, хотя стопы и ладони намекали на будущий высокий рост, являясь слишком большими для его в остальном идеальной симметрии. Он не испытывал стыда и практически постоянно ходил голым, что, как я подозревал, было его способом продемонстрировать то, что скоро он превратится из ребенка в юношу. Но самым привлекательным в Луции была быстрая, легкая улыбка, которую он не прятал, если замечал мой взгляд.