На Пятьдесят второй улице я зашел в ночной бар, который мы время от времени посещали. Усевшись за отдельный столик в дальнем конце зала, я заказал бутылку виски. Как всегда, за пианино сидела Элен. Она исполняла печальные песни о разбитой любви, и от этих песен тоска в моей груди становилась сильней и сильней. Я пил виски прямо из бутылки и в пьяном оцепенении слушал обжигающий, с хрипотцой, жалующийся голос Элен, протяжно выстанывающий слова песни о неразделенной любви. К моему столику подошла симпатичная девушка, подсела ко мне и с улыбкой сказала:
— Привет, красавец-мужчина. Ты выглядишь совсем одиноким. У меня на глазах выступили слезы.
— Разве ты Долорес? — рыдающим голосом спросил я. — Мне нужна только моя Долорес.
— О, ты тяжело их воспринимаешь, — сказала она.
— Ты о чем? — сдерживая рыдания, — спросил я. Об этих блюзовых мотивах.
— Ты страдаешь от любви, правда? Расскажи мамочке все об этой Долорес, малыш. Тебе сразу станет гораздо легче.
Она была славная и симпатичная. Она потрепала меня по руке и жестом велела официанту принести ей стакан. Подойдя к нам со стаканом, он что-то прошептал ей на ухо, и она посмотрела на меня с особым интересом. Налив виски себе и мне, она с дружелюбной улыбкой произнесла:
— Значит, ты и есть Башка. Ты верно?
Я равнодушно пожал плечами.
— А знаешь, — сказала она, — я работала официанткой во многих барах и поняла, что так оно и есть.
— Что так и есть?
— Что вы, крутые парни, всегда в чем-то очень уязвимы. Вы ужасно сильно привязываетесь к женщине, к лошади, к собаке, к ребенку, к матери или к кому-нибудь еще. Просто поразительно, как вы умеете привязываться.
— Поразительно? Разве мы не люди? — прохныкал я. Она потеребила мою руку и виновато улыбнулась.
— Я имела в виду совсем не это. Я хотела сказать, что это странная, но очень славная особенность.
— Да, но я совсем не славный. Я — скотина. Я пытался изнасиловать девушку свою девушку. — Я начал стучать кулаком по столу и громко причитать: — Я дрянь! Я вонючка! Я ублюдок!
Слезы жалости к самому себе хлынули у меня из глаз и полились в мой стакан с виски. Я больше не мог сдерживать себя и зашелся в рыданиях.
— Ш-ш-ш, успокойся, пожалуйста. Люди смотрят, — прошептала она.
— Оставь меня в покое. Мне нужна только моя Долорес, — простонал я.
— Да ты и впрямь ужасно расстроен. Прости меня, — сказала она и обиженно удалилась.