— Угадал? — спросила она на ходу.
— Нет, — соврал я.
— Тогда вот тебе хорошая подсказка.
Не прекращая танца, она сделала волнообразное движение телом, и платье упало на пол. На ней не было нижней юбки. Под платьем она была одета только в белый атласный бюстгальтер и такие же панталоны. Она все еще оставалась в широкополой зеленой шляпе, длинных зеленых перчатках и зеленых туфлях.
Танцуя в ритме вальса, она сбросила туфлю с одной ноги, затем с другой. Тихонько напевая мелодию песни, она скатала с ноги чулок и швырнула его мне. Затем другой. Ее ноги были хорошо сложены и прекрасны. Наблюдать, как раздевается красивая женщина с пышными формами, было восхитительно до дрожи. Это походило на неспешное снятие покровов с впервые выставляемого на обозрение произведения искусства. Она подтанцевала ко мне и, подняв брови, спросила:
— Ну, Милашка, узнал, что за шоу?
— Бурлеск Минского, — довольно ответил я. — Продолжай, я возьму на себя роль аудитории.
Я поудобнее уселся в кресле и, хлопая руками в такт музыке, начал скандировать:
— Сни-ми е-ще! Сни-ми еще! Сни-ми еще!
Но она больше ничего не снимала и продолжала танцевать в чем была. Музыка кончилась, и она остановилась.
— Еще немного, — взмолился я. Она пожала плечами и поставила песню с начала. Я сидел, наблюдая за ее ритмичными, дразнящими движениями.
— Сейчас сними что-нибудь еще, — проканючил я.
— Что, вот это? — улыбнулась она.
— Да, пожалуйста, — прошептал я.
— В самом деле? — поддразнила она.
— Пожалуйста.
— Только для тебя, дорогой, — шепотом ответила она. — Я это сделаю только для тебя.
С улыбкой, одновременно и дразнящей, и страстной, она остановилась прямо передо мной, плавно покачивая бедрами. Лепестки ее губ приоткрылись.
— Дорогой, — выдохнула она, — я хочу вручить их тебе. Люби их нежно-нежно.
Она начала расстегивать застежку у себя на спине. Жарким, сухим от волнения голосом она прошептала:
— На, дорогой, возьми их. Они — твои.
И она бросила их мне на колени. Я ошеломленно поднял их. Это была прекрасно выполненная по форме и цвету пара накладных резиновых грудей. В немом оцепенении я изумленно таращился на нее. Она стояла в вызывающей позе, расставив ноги, уперев руки в бедра и пристально глядя на меня. Я перевел взгляд на ее грудь. Она была плоской. Да, она была такой плоской, какой только может быть плоская грудь безгрудой девки.
Я еще раз тупо посмотрел на накладки и швырнул их на стол. Они подпрыгнули.
— Ну-у? — вызывающе протянула она.
Я пожал плечами. Ко мне все еще не вернулся дар речи. Чуть погодя мне на глаза попался сверток, лежащий на столе. Я с ехидцей выдавил из себя: