– Какого бога, Анжей?.. – ничего не понимая и размазывая по лицу слезы, кровь и грязь, спросил Ален.
– Я не знаю… Но война не была нашей целью!.. – отчаянно ответил Черный Пламенный, и боль снова захлестнула его.
Ален подполз к сотнику, отчаянным усилием попытался заживить его раны. Ну хотя бы остановить эту боль!.. И упал, задохнувшись, когда на него обрушилось все то, что чувствовал старший брат.
– Помоги мне, Ал… – с мольбой в голосе произнес Анжей. – Помоги мне умереть…
– Нет! – вырвалось у Алена.
– Малыш… – Немая мольба плескалась в ореховых глазах.
– Нет! – жалко пискнул полусотник враз севшим голосом.
Сотник ничего не сказал, только застонал сквозь сжатые зубы, а обгоревшая рука вновь попыталась загрести внутренности вместе в грязью обратно в живот. Ален, плача, обнял брата за плечи.
– Ал… Прости меня… Я должен был… Я же старший… Но эта война…
– Я не могу тебя убить! Я не могу! – Ален зажмурился.
– Малыш… Прости, малыш… Умоляю тебя… Возьми мою жизнь! Тебе должно ее хватить, чтобы продержаться… Ты весь изранен… Помоги мне умереть!
Полусотник отстранился, посмотрел в переполненные виной и страданием глаза старшего брата. Он держался из последних сил, чтобы не рыдать и самым жалким образом не молить Алена прекратить эти немыслимые муки.
Нож милосердия сам прыгнул в руку. Едва осознавая, что делает, и не отрывая взгляда от ореховых глаз, Ален сильным ударом вбил нож в сердце сотника. Тот вздрогнул, в глазах, перекрывая мучения, полыхнула благодарность, и Белый повернул в ране нож…
Голова запрокинулась назад, падая на руку Алена, все еще державшего Анжея за плечи. Слабенький поток жизни перетек в тело Белого, концентрируясь в ранах.
Поняв, что теперь навсегда остался один, Ален вцепился в неподвижное тело им же убитого брата и горько, с истеричным надрывом, разрыдался.
Так, плачущим и израненным, его и нашли на следующий день. Поседевший, замерзший, истекающий кровью и потерявший рассудок, последний из Грифонов рыдал, пока не обессилел и не уснул, напичканный лечебными снадобьями…
Закончив песню, Ален не сразу поднял голову, пытаясь сообразить, отчего же в глазах так мутно. А когда оглядел притихших парней, с удивлением понял, что лица почти у всех были мокрыми. Ален повернулся к Росомахе. Тот едва сдерживал слезы.
– Я уже слышал эту песню, – едва шепнул он, кривя губы в подобии улыбки. – Почти такую. Но когда поешь ты, я… я там, с ними… – Он вздохнул, сжал зубы и зажмурился. – Я там с ними умирал, – судорожно признался он.
Столько отчаяния прозвучало в его словах, что остальные ребята закивали, некоторые, отвернувшись, заплакали. Потом дружно выпили, не в силах отойти от впечатления, произведенного песней мага.