— Художником.
— С детства? Учился рисовать?
Она была неглупой и ничего не пропускала мимо ушей. Костя кивнул. А Юля быстрее закачала головой, так, что длинные серьги заплескались под ушами.
— Не знаю, что и сказать...
— Ничего и не скажешь, — улыбнулся Костя.
— Жена у тебя ласковая?
— Жена у меня и умная, и ласковая... Потрясающая у меня жена! — ему честно хотелось восторгаться своей Таней.
— Ну, тогда она все поймет, — повеселела Юля.
— Нет... В том-то и дело, что нет!
— Почему?
— Мы вместе, на одном заводе... И завод для нее родней дома. Живем в разных комнатах...
— А как она сейчас относится к тебе?
— В основном смеется.
— И ты смейся! — посоветовала Юля дерзко.
— Над Таней? — оробел он.
— Вообще. Потому что жить надо весело, если хочешь, чтобы это была жизнь!
— Ишь, какая ты!
— Такая.
— Да я рад бы посмеяться иной раз, — Костя глубоко вздохнул, — а не выходит...
И они замолчали.
В самом деле, смеялась над ним Таня. Будто это доставляло ей удовольствие. Чем ему становилось больнее, тем ей веселее.
— Левитан! — кричала она в магазине, и люди вокруг, потешаясь вместе с ней, косились на него. — Авоську!
С детства Костя писал пейзажи. Никто не заставлял, он сам увлекался деревом, кустом, водой, светом, и Левитан был его богом, естественно.
— Левитан! На прогулку с Мишуком. Поживей!
— Где Мишук?
— Давно ждет во дворе.
— С велосипедом?
— Да, да! Слава аллаху, он не такой рассеянный.
Почему — аллаху? Для язвительности, наверно.
А почему это вообще так бывает, что свои люди или не замечают боли, причиняемой друг другу, или даже радуются ей? Немыслимо. Может быть, надо спросить об этом Таню? Сказать ей резкое слово? Но он молчал, несостоявшийся Левитан, как загипнотизированный. Потому что все еще любил ее.
Помнишь, Таня, как мы встретились в металлургическом? Легкая, с беленькой, слегка золотистой головой, ты сбегала по лестнице и вопреки своему правилу, а у тебя было такое правило — проноситься, пролетать мимо всех, без оглядки, — оглянулась. Вероятно, очень уж забавным показался тебе студент, поднимавшийся навстречу. Вытянутое лицо и уши в стороны. Мы, Бадейкины, все ушастики. И Мишук у нас с тобой — ушастик...
Первый раз увиделись на лестнице, а скоро — в библиотеке. Честно говоря, Костя ждал ее там каждый день, но, едва она появлялась, он прятался в читальном зале. За высоким прилавком улыбалась библиотекарша, давно разгадавшая, в чем дело. Может быть, назло этой улыбке Таня и окликнула однажды:
— Молодой человек!
На нее зашикали, Костя не представлял себе, как они могли, — казалось, ей все разрешается, — и плюхнулся за стол, уткнулся в книгу. И услышал ее шепот: