— Плывем от счастья? — спросила Юля, подходя. — Привет от подружки.
— Доброго ей пути, — ответил Костя и переставил бутылку на столе поближе к Юле. — Вода.
— Пе... пе... пере... — она боролась со смехом и даже опустилась на стул, чтобы ей было легче, — перепутала! Не нарочно, Костя, честное слово... Ой! А ключ уже охраннику отдала.
— А это куда? — Костя показал на нехитрый набор посуды.
— В буфет засуну. Чепуха! Что же делать?
Костя пожал плечами.
— Не хотела! — повторяла Юля, прижав ладонь к груди. — Представляю, как вы... — и она опять залилась. — Я ж сказала, что боюсь алкоголиков. Не того, что заденут там, оскорбят... Я такому отвечу! Мне смотреть страшно!
С ее смехом проникло в душу забытое тепло.
— Ты специально эту бутылку держишь? — спросил Костя. — В борьбу включилась?
— Есть такие, что и не замечают...
— Ну да?
Таня, которая умела смеяться празднично, любила смеяться, теперь жила в тишине. А Юля все качалась, доставая лбом до столика, и каждый раз, откидываясь, не забывала поправлять волосы. Ее затейливая прическа не разрушалась.
Они хохотали оба, и это сближало их, а десять минут назад он мог бы об заклад побиться, что разругает буфетчицу.
— Ты молодец, Костя. Заходи завтра... — она глянула на него и добавила: — Если хочешь... — И вдруг выпрямилась, и остатки смеха смахнуло с ее раскрасневшегося лица без следа, а большие черные глаза стали еще больше. — Отчего это ты, Костя, даже ночью ищешь проклятую бутылку? Тянет? — спрашивала она с той озабоченностью, которая не знает подделок. — Что стряслось, Костя?
И как ударило. Сколько ждал этого вопроса от Тани, а услышал от чужой женщины, ночью, на вокзале. Сидя напротив, она подперла кулачками подбородок и ждала ответа, не торопя. Таня всегда спешила...
— Понимаешь, — сказал он, — начинать надо издалека, отсюда не видно... С детства...
— Ну, и начинай!
А он вдруг испугался никому не нужной откровенности, брови стянуло накрепко.
— Долгая это, в самом деле, песня, Юля! А коротко — обрыдла мне моя жизнь!
— Батюшки! Жизнь?
— Ну, работа, — поправился он. — Это одно и то же.
— Нет, разное, — возразила Юля, — Если жизнь — это конец, а работу можно и переменить. Ты что делаешь-то?
— Доменный мастер.
Юля стала разглядывать его, онемев и не понимая. Шутит? Доменным мастером стать в их городе мечтал и будет мечтать не один мальчишка. Он догадался, о чем она думает, и сказал:
— Сам себя презираю...
Никто им не мешал. Настала минута откровенности, редкая, но самая интересная в жизни.
— Кем же ты хотел стать? — спросила Юля.
И столько заинтересованности было в ее словах, столько доверия к нему, что он лукаво шепнул ей, словно они, маленькие, делились тайнами: