— Дедушка, ты спишь?
— Ни в одном глазу.
— А глаза-то закрыты.
— Наверно, задумался.
— Я тоже всегда думаю с закрытыми глазами.
— Где?
— На уроке. Они говорят о своем, а я думаю о своем.
Дед подергал его за хохолок на макушке.
— Проворонишь так-то самое интересное, и не выйдет из тебя не то что металлург, а даже сапожник! Сейчас — наука, не зевай... Когда ты вырастешь, у печи уже не будет ни горновых, ни газовщиков...
— А кто же будет печкой управлять? Как же?
— Научно. Кнопками. Шихту засыпать — кнопка, чугун выпускать — кнопка. Или клавиатура. Играть будут на печке, как на пианино. Просто.
— Тогда и учиться ни к чему.
— К чему, дурачок. Управлять будешь тем, чего не видно, а надо, чтобы печь тебя слушалась. Придется без ошибки соображать, что происходит там, внутри. У печки легко не будет. Грязи будет, конечно, меньше...
Они оба умолкли, и дед вообразил, что Мишук проникает мыслями в то не столь уж далекое будущее, до которого он дойдет, а дед нет, но Мишук вздохнул и проговорил угрюмо:
— В жизни все трудно.
И старик забеспокоился от его недетского вздоха и сморщенной переносицы.
— О чем ты, Мишук?
— Мама с папой поссорились...
Теперь дед вытянул руки по швам и приказал:
— Рассказывай!
— Я не знаю...
— Что знаешь!
— Мама ушла от папы...
— Куда?
— В мою комнату.
— Давно?
— Если бы недавно, не говорил бы... Я не ябеда.
— И не ругаются?
— Нет! — потряс разлохмаченной головой Мишук.
— Коряво.
Дед протянул это слово по слогам, как случалось в самые невеселые минуты:
— Ко-ря-во!
— Мама всхлипывает ночами. Может, кауперы? Ей задали, а у нее не получается...
— Кожухи на кауперах прогорают. Знаю.
— Отчего?
— Да вот, как перешли на ферромарганцы... Я тебе потом расскажу... Чего же они не поделили, папка с мамкой? И не поют?
— Не разговаривают.
— А я-то, я-то! Словно красное солнышко! — начал дед и усмехнулся над собой и не смог спрятать стона.
Вышел стон долгим и скрипучим, он испугал внука и заставил привскочить. Мишук увидел прикушенный белый ус и затормошил деда за плечо, зашелся:
— Слушай смешное, дедушка! Вчера учительница в классе называет всякие слова и спрашивает: «Это какого рода, а это?» Ей отвечают, хором: «Мужского, женского». А потом глядит на меня: «Миша, а какого рода — ножницы?» А я говорю: «Бабушкиного!» Не смешно? Бабушка!
Раньше, чем бабушка приоткрыла дверь из кухни, неподвижный глаз деда ожил и подмигнул.
— Чего? — спросила бабушка, заходя.
— Интересуемся, — прошептал дед, растягивая дыханье, — пирожками.
— Уже, — ответила бабушка, — напекла! — И беспокойно зашаркала к постели на своих толстых ногах. — И с капустой, и с повидлом... Ты как, встанешь или сюда?