— У Юли есть комната. Значит, квартира тебе, вам. Все вещи, разумеется, тоже... Сколько денег — решай сама, я заранее согласен. Вопросы есть?
— Ты спрашиваешь, как на собрании! — Она все еще прикрывалась своей улыбкой, этим невесомым щитом. Артистка! — Вопросов нет, Костя.
— Ну да, тебе даже весело.
— Я смеюсь над собой, — сказала Таня. — Это так заурядно, что я и догадаться не могла! Так неожиданно и противно... Ладно! Желаю тебе счастья. Что еще? Не вздумай возвращаться!
— Понял.
— Помочь тебе собраться?
Но тут с лестницы послышался стук шагов, приближавшихся к ним. Лестница у них была гулкая, как во всех крупнопанельных домах, и шаги на ней звучали ударами колотушки по барабану. Звуки доносились все громче и узнавались — так в их подъезде прыгал по ступеням только один маленький человек, торопясь домой с какой-нибудь небывалой вестью.
Костя распахнул входную дверь как раз тогда, когда сын подлетел к ней с открытым ртом, будто выброшенная на берег рыба. Вид у него был пугающий. Зеленая куртка из плащевой ткани горбом торчала на спине, мокрая фуражка крепко зажата в кулаке. Он стоял, не в силах отдышаться, тараща на родителей глаза.
Мать подбежала к нему, наклонилась:
— Ну что, малыш?
Мишук вдохнул поглубже, словно собирался крикнуть что есть силы, но прошептал еле-еле:
— Дедушка умер!
Автобуса долго не было, и они побежали.
Отец редко выбирался из дома, скрывал свою сердечную хворь от родных и чужих, словно бы стеснялся сочувствий. Заводские знакомые при встречах спрашивали:
— Ну, как?
— Лучше всех! — отвечал им отец.
И, вскинув руку, они трясли ею в воздухе, тем самым выражая добрые пожелания. Чем сильнее трясли, тем больше, значит, желали.
Смешно, но у людей не хватало времени, чтобы остановиться и поговорить. А сам, Костя, когда ты был у отца, сидел рядом и разговаривал, никуда не спеша? Давно. С появлением Юли ты все реже заходил в отцовский дом...
Костя оглянулся на Таню — она оказалась рядом и чуть не налетела на него. Волосы, плохо прибранные в это утро, вылезали из-под темной косынки, тонкая шея еще больше вытянулась вперед, и все вдруг показалось родным, как никогда. А утренний разговор — диким вымыслом. И вместе с тем где-то, в глубине мозга, проползла мысль: уже ничего не придется объяснять отцу.
Пока, устав бежать, шагали по бульвару, над головой повисло серое облако и пролилось дождем, внезапным и быстрым. Не хочешь, а поверишь: природа оплакала человека. Значит, был хороший...
До сих пор жизнь щадила Костю — не приходилось хоронить дорогих людей, расставаться с ними навсегда, кроме... Однажды в дом на Сиреневой, куда они сейчас торопились, прибежало без предупреждений, совсем так же, как сегодня Мишук, трое или четверо ребят с криком: