— Костик, — попросила она, — не обманывай меня. Если ты скажешь, что сам опомнился, я пойму... Я ведь и не мечтала, честно скажу.
— У меня беда, а ты про себя! Беда, понимаешь?
— Непредвиденно как-то.
— Беда — всегда непредвиденная штука. Можешь пойти к нам домой, на Сиреневую, двадцать семь, под любым предлогом, пожалуйста, и увидишь, что я не лгу, отец лежит...
— Костик, прости меня! Я дура, глупая!
— Ну, хватит. Мы с тобой не сможем встречаться, пока отец...
— Месяц, два, три?
— Как это определить?
— Но звонить ты будешь? Я буду ждать.
— Юля, в душе непросто, как будто ухнули по ней кузнечным молотом, а она ведь не чугунная. Впрочем!..
— Костик, ты что, смеешься?
— Да подумалось вдруг, что чугун и тот бьется. Очень легко. Раз — и все!
— А отцу ты сказал? О нас.
— Нет. И не могу. Мой отец — рабочий человек.
Юля помедлила секунду.
— Это особый человек?
— Еще бы!
— Не влюбляется, не целуется? Святой, что ли?
Подразнить она его хотела? Чего-то он не понял.
— Почему? Обнять чужую бабенку при случае не откажется, но таких кренделей, чтобы уйти из дому, оставить ребенка, этот человек не одобряет, а про моего отца можно сказать — не выносит. Не ошибешься.
Из трубки пошли резкие гудки — как иглой закололи в барабанную перепонку. Набрать еще раз — монетки нет. А с улицы в стекло стучал мальчишка, ростом, правда, на голову выше Кости. Костя вышел из прозрачного, как аквариум, футляра, где люди запечатывались на несколько минут со своими страстями и тайнами. Разговор оборвался неожиданно, и не было ясно, хорошо это или плохо, но ему стало легче...
Человеку, наверно, однажды необходимо освободиться от всей предыдущей жизни, как от груза. Чтобы вновь пережить тот момент, когда говорят: «Жизнь прекрасна!» Этот воздух с солнцем, эта зелень, прущая из-под ног — травой, из веток — листьями, эта яркость вокруг — они прекрасны! Куда ни повернешься — хочется рисовать.
«Бабушка» Сережа повторял, что работать надо каждый день. Каждую минуту. Носить в кармане обыкновенный блокнот и с маху зарисовывать все и всех. Например, пассажиров в автобусе — вполне достаточно крохотных остановок, а зато какая натура попадается — читающие или спящие, самые малоподвижные модели. Или, например, детишек у развозки с мороженым. Заразительные лица и позы. И как терпеливо в этих позах стоят. Будто шевельнутся, и все мороженое в ящике у тети или дяди растает.
Когда-то он пробовал рисовать и пассажиров в автобусе, и детей на улице — без настроения и особого успеха. Его натура усердно позировала со всех сторон: деревья, трава, земля. И ему всегда было мало серого карандаша, ему требовались краски. Он не мог без них, чтобы не обесцветить мира. Этого, который слева и справа сиял сейчас. И был прекрасен.