Почему он должен служить таким людям? Он принимался размышлять об этике своей профессии, подобно умному студенту, однако железнодорожный вагон не принимал его всерьез. «Молодой Холл в порядке», — таким оставался вердикт. — «Он ни за что не потеряет ни одного клиента. Только не он». Ему был поставлен диагноз: цинизм, вполне уместный в деловом человеке. «Уверяю вас, он всегда инвестирует весьма взвешенно. А помните, какую чушь он нес прошлой весной?»
Дождь хлестал на прежний манер, барабаня по миллионам крыш и иногда достигая входа. Он прибивал к земле дым и принуждал испарения бензина и запах мокрой одежды дольше задерживаться на улицах Лондона. На обширный двор перед музеем он падал беспрестанно, отвесно омывая мокрых голубей и шлемы полицейских. День был такой мрачный, что в некоторых залах уже зажгли свет, и огромное здание стало похоже на склеп, чудесно освещенный душами мертвых.
Алек пришел первый. Он был одет уже не в плисовые бриджи и куртку, но в новый голубой костюм и котелок — часть его экипировки, приготовленной для Аргентины. Он происходил, по его собственному хвастливому заявлению, из уважаемой семьи — мелких торговцев, трактирщиков — и лишь по случайности предстал в качестве неприрученного дитя леса. На самом деле ему нравились лес, вода и свежий воздух, нравились более всего, ему нравилось защищать и уничтожать живое, но лес не имел «перспективы», и молодой человек, думающий о карьере, должен был выйти из леса. Сейчас он решил идти вслепую. Судьба дала ему в руки силки, и он вознамерился их расставить. Он протопал по двору, потом прыжками одолел ступеньки. Найдя убежище под портиком, он встал неподвижно, лишь искорки в глазах. Внезапные перемены походки были типичны для этого человека, который всегда слыл отличным стрелком, всегда был «на месте», как выразился Клайв в рекомендательном письме; «за те пять месяцев, что прослужил у меня А. Скаддер, я нашел его исполнительным и прилежным» — эти качества он предполагал обнаружить сейчас. Когда автомобиль доставил его жертву, он стал полужестоким, полуиспуганным. Господ он знал, приятелей знал; но к какому классу принадлежит мистер Холл, сказавший «зови меня Морис»? Собрав глаза в щелки, он стоял, словно ожидая приказа у парадного входа в Пендж.
Морис шел к самому опасному дню своей жизни вовсе без всякого плана, и все же что-то подрагивало у него в мозгу, как ходят мускулы под здоровой кожей. Спесь не была ему в помощь, но он чувствовал себя в хорошей форме, горя нетерпением сыграть партию и, как подобает англичанину, надеялся, что его противник тоже в хорошей форме. Ему хотелось вести себя порядочно, он не боялся. Когда он увидел пылающее лицо Алека за пеленой грязноватого дождя, его собственное лицо передернулось, и он решил не бить, пока его не ударят первым.