— Не уходите! — повторил он, сжимая ее ладонь.
— Я должна… Морис…
— К черту Мориса. — Он удержал ее.
В передней началась суета.
— Где он? — гремел его друг. — Куда вы его подевали?
— Ада, обещайте мне, что завтра мы отправимся на прогулку. Давайте видеться чаще… Решено.
Ее брат ворвался в гостиную. Увидев бинты, он решил, что случилось несчастье, потом засмеялся своей ошибке.
— Сейчас же сними это, Клайв. Зачем ты им позволил? А он неплохо выглядит. Молодчина. Давай выпьем. Я сам тебя разбинтую. Нет, девушки, с вас довольно.
Клайв разрешил себя увести, но, обернувшись, уловил незаметный кивок Ады.
Морис в своей шубе походил на невиданного зверя. Он скинул ее, как только они остались одни, и стоял, улыбаясь.
— Значит, ты меня больше не любишь? — с вызовом спросил он.
— Давай отложим до завтра, — сказал Клайв, избегая смотреть ему в глаза.
— Ну, что ж. Тогда выпей.
— Морис, я не хочу ссоры.
— А я хочу.
Он размахивал стаканом. Должна была грянуть буря.
— Не говори со мной так, — продолжал Клайв. — Мне и без того трудно.
— Я хочу ссоры, и я ее получу. — Он, как делал это когда-то, запустил пятерню в волосы Клайва. — Садись. А теперь объясни, зачем ты написал это письмо?
Клайв не ответил. Он с возрастающим унынием вглядывался в лицо, которое когда-то любил. Вернулся страх перед всем мужским, и он с тревогой подумал, что делать, если Морис попытается его обнять?
— Зачем? А? Теперь ты выздоровел, рассказывай.
— Слезь с моего стула, тогда скажу.
И Клайв начал одну из заранее приготовленных речей. Она была ученой и обезличенной, чтобы как можно меньше ранить Мориса.
— Я стал нормальным — как остальные. Как это случилось? Я знаю об этом не больше, чем о том, как я был рожден. Без видимых причин и помимо воли. Спрашивай меня о чем хочешь. Я приехал, чтобы ответить на любые вопросы, поскольку не мог написать подробно в письме. Но письмо я написал, потому что это правда.
— Правда, говоришь?
— Правда, и еще раз правда.
— Ты говоришь, что теперь не любишь мужчин, только женщин?
— И мужчин люблю, и всегда буду любить, Морис, но в подлинном значении этого слова.
— Все так внезапно.
Он тоже держался обезличенно, но со стула не слез. Его ладонь лежала на голове Клайва, пальцы касались повязок, а настроение менялось с веселья до тихой тревоги. Он не рассердился, не испугался, он хотел одного — исцелить. А Клайв сквозь отвращение вдруг подумал, до чего разрушительно торжество любви и какой смешной и ничтожной может быть сила, что правит Человеком.
— Кто виноват в том, что ты переменился?
Клайву не понравилась сама форма вопроса.