Страшный удар случился воскресным весенним днем. Была отличная погода. Они сидели за столом. Траур по дедушке еще не закончился, но завтрак проходил вполне жизнерадостно. Кроме матери и сестер, с ними была несносная тетя Ида, в те дни гостившая у них, и мисс Тонкс, подруга, которую Китти завела на курсах домоводства и которая, очевидно, явилась единственным ощутимым результатом учения. Стул между Морисом и Адой был свободен.
— О, мистер Дарем собирается жениться! — вскричала миссис Холл, пробегавшая глазами письмо. — Как любезно, что его матушка сообщает мне об этом. Они живут в Пендже, родовом поместье, — пояснила она мисс Тонкс.
— Мама, на Виолетту такие вещи не производят никакого впечатления. Она социалистка.
— Разве я социалистка, Китти? Хорошие новости!
— Вы хотели сказать, плохие новости, мисс Тонкс? — поправила ее тетя Ида.
— За ком, мама?
— Что это за шуточки? Твое «за ком» уже всех достало.
— О, мама, не томи, кто она? — спросила Ада, затаив печаль.
— Леди Анна Вудз. Возьми письмо и почитай. Он встретил ее в Греции. Леди Анна Вудз. Дочь сэра Г. Вудза.
Раздались восклицания среди знатоков. Затем выяснилось, что в письме миссис Дарем так и говорилось: «А теперь я назову вам имя этой леди: Анна Вудз, дочь сэра Г. Вудза». Но даже тогда это было замечательно, благодаря греческой романтике.
— Морис! — позвала в суматохе тетя.
— Да?
— Этот мальчишка опять опаздывает.
Откинувшись на спинку стула, он прокричал:
— Дикки! — в потолок.
К ним на выходные приехал юный племянник доктора Бэрри. Визит вежливости.
— Это бесполезно, он спит даже не над нами, — сказала Китти.
— Пойду схожу наверх.
Он выкурил в саду полсигареты и вернулся. Новость его ошеломила. Это было так жестоко и — что ранило всего больней — все вели себя так, словно это не имело к нему никакого отношения. Да и не имело. Теперь главными действующими лицами стали его мать и миссис Дарем. Их дружба героически устояла.
Морис подумал: «Клайв мог бы мне написать; во имя прошлого мог бы», — и тут его размышления были прерваны тетушкой.
— Этот мальчишка так и не соизволил явиться, — пожаловалась она.
Он встал с улыбкой.
— Моя вина. Забыл сходить.
— Забыл! — На Морисе сосредоточилось всеобщее внимание. — Специально пошел за ним, и забыл? О, Морри, смешной мальчишка.
Он вышел из комнаты, вдогонку ему неслись незлобивые шутки. И опять он чуть не забыл. Им овладела смертельная усталость.
Он поднимался по лестнице поступью старика, а поднявшись, никак не мог отдышаться. Он широко развел руки. Утро выдалось бесподобное — созданное для других, не для него. Для них шелестела листва, для них в дом лилось солнце. Он постучал в дверь Дикки Бэрри и, поскольку это оказалось бесполезным, открыл ее.